Вкус любви
Шрифт:
— Ай.
Это я его никогда не забуду. Все, что мне остается, — лишь воспоминания, но. Боже мой, я уже ничего не помню, я даже забыла его лицо, это лицо, которое всегда получалось таким разным на фотографиях. Я вижу только вспышки — дай они тоже скоро исчезнут, как все остальное. Даже если записывать. Это никогда не мешало времени идти дальше и уносить с собой все.
Дыши. Я не могу дышать. Я боюсь, я умираю от страха. От холода. Я… Сядь. Не надо падать в обморок перед этими людьми. Сядь и закури сигарету. Держи ее в своих дрожащих пальчиках. О, я больше не хочу быть собой. Я хочу проснуться, когда имя Месье исчезнет из моей души, превратившись лишь в легкое воспоминание, вызывающее улыбку. Произойдет ли такое когда-нибудь? Способна ли я на это? Смогу ли я когда-то смотреть на его фотографию, не испытывая ощущения пощечины? Я больше не хочу быть собой. Я не знаю, смогу ли выдержать эту боль еще несколько минут. Хотя нет, знаю: смогу, — я нормально доберусь до метро, доеду до дома, даже если буду задыхаться от рыданий всю дорогу. И что в этом такого? Меня тошнит. Я сейчас вырву. Проглоти этот ком в горле. Дыши, дыши. Главное — не забывай дышать.
Я так хорошо запомнила этот момент, в сущности мимолетный, потому, что Месье увидел меня такой: я сидела, прислонившись к стене наверху ступенек, отделяющих меня от толпы, с широко открытыми глазами, мокрыми от слез щеками, которые уже начало щипать, зажав рот руками, чтобы заглушить крик ужаса. Я просто заметила его тень рядом с моей, — и мне было все равно. Я испытывала такой страх, мой живот так сильно скрутило, что я не чувствовала ничего — ни стыда, ни потребности выглядеть достойно. Я просто тихонько рыдала. Все было слишком большим. Я не понимала, как меня могли отпустить одну в такой большой город. Как мне могли так доверять.
Я
— Прошу тебя, не плачь, — сказал он мне мягким голосом, от которого мне стало больно, и я опустила руки, чтобы что-то пробормотать. Месье решил, что я собираюсь к нему прикоснуться, и, прежде чем смогла что-либо произнести, достал из внутреннего кармана большой носовой платок из шелка цвета слоновой кости с инициалами в правом углу — серыми вышитыми буквами С.С.
— Держи, — услышала я и в следующую секунду уже сжимала в руке, пожалуй, самое изысканное творение человека: ткань, ласкающую кожу без помощи рук и торса.
Ценой невероятных усилий я выдавила из себя улыбку, и Месье улыбнулся мне в ответ, пряча за морщинками в уголках глаз тень грусти — о ней я до этого дня даже не подозревала. Мы какое-то время смотрели друг на друга, забыв обо всем. Затем мое сердце, которое я уже считала разбитым, в очередной раз разлетелось на куски, и я уткнулась лицом в платок, пахнущий Герленом, открыла рот, — однако Месье опустил глаза и быстро сбежал по четырем ступенькам, ведущим на улицу. До боли вытянув шею, я следила за ним глазами, цепляясь за синий цвет его шарфа, но вскоре он свернул за угол или просто исчез, как умел это делать, и на улице Дам осталась только Элли с его платком, пропахшим Habit Rouge.
— Ай, — снова пробормотала я глухим голосом.
Иногда приходится вынимать занозу. Остальное не имеет значения. Остальное — это долгий процесс отвыкания от любви, приводящий всех маленьких девочек к берегам, где они забывают о боли, компромиссах, самоотречении, страданиях, — туда, где печаль и удовольствие воспринимаются уже не так остро.