Вкус любви
Шрифт:
Кэйт не ответила, она терпеливо ждала. Пусть он выложит свои карты, чтобы она могла определить — компромисс это или простая уловка.
— Скажем так, мы выплатим вам разом определенную сумму — меньшую, чем ваша ставка свободной художницы, но зато вы получите гонорар с каждого экземпляра книги.
— Плюс моя фамилия крупно на титульном листе.
— Подождите…
— И еще раз на суперобложке, размером не меньше, чем в двадцать четыре пункта, — словно выстрелила она.
— Уж не выставляете ли вы эти требования, дабы найти предлог,
— Нет, — ответила она с ударением.
— Двадцать четыре пункта — это слишком крупно. Шестнадцать или ничего.
— Двадцать!
— Восемнадцать!
— Согласна! — проговорила она с облегчением.
— Однако, — сказал он, пристально глядя на нее, — вы должны выполнить всю работу за девять месяцев.
— Девять месяцев?
— И чтобы никакого прокола. Как вы справитесь с вашими другими заказами, это ваши проблемы. Что вы на это скажете? Обдумайте все и позвоните мне завтра. Тем временем я поговорю с финансистами относительно размера вашего гонорара.
Итак, гонорар с каждого экземпляра — вот, что было его козырной картой, подумала Кэйт. А есть ли возможность принять его крайние сроки и в то же время сделать другие работы? Если она была упряма, то он, как и говорил Джеффри, безжалостен. А если она согласится сделать рисунки за меньшую сумму и книга не разойдется? А вдруг она пойдет нарасхват? А если…
— Что вы скажете? — повторил он.
— Я подумаю об этом.
Неожиданно он весь расплылся в улыбке.
— Блестяще! А теперь позвольте мне помочь вам упаковать все в этот чудовищный портфель.
Кэйт стояла на повороте, ловя такси и пытаясь примирить в своем уме вежливого, внимательного человека, угостившего ее обедом, с целенаправленным торговцем, который хотел, чтобы она бросила свою работу, чтобы добиться своего. Он и в самом деле способен довести до бешенства человека, подумала она, открывая дверцу такси, запихивая внутрь портфель и опускаясь на продавленное заднее сиденье.
— Шестьдесят шестая улица, — сказала она, — между Восьмой и Девятой авеню.
— Привет, — сказал водитель, поймав ее взгляд в зеркале заднего обзора. И как это может такая маленькая леди, как вы, таскать такой огромный портфель?
— Он легкий, — солгала она.
— Мм… Я уже неделю вожу такси, чтобы помочь мужу моей сестры. Он делал левый поворот к Парку, когда его подрезала другая машина. Ну, он и взбесился, а кто бы нет? В общем они оба попались на светофоре — мой зять справа, а тот другой — этот сопляк — слева. Ну, и мой зять показал ему, ну, этот жест пальцем… Понимаете?
— Да, могу представить.
— И вдруг с заднего сиденья этого другого такси выскакивает фантастическая шлюха, именно фантастическая — на каблуках футов шести и с такой штукой из меха вокруг шеи. Выскакивает, словно молния, хватает палец моего зятя, а он все еще держал руку наружу, и, крак, выворачивает его с хрустом! Потом снова
— Ну почему же! Мне кажется, я только что обедала с ее братом-близнецом.
Медленно, с непередаваемым наслаждением Кэйт сняла туфли. Господи, подумала она, Господи. Едва она успела поставить чайник на плиту, как позвонила Марион. Марион далеко ушла со времен первых лет пребывания Кэйт в Нью-Йорке, когда они втроем с Пегги делили крохотную квартирку и складывали в общий котел свои скудные заработки. Пегги вышла замуж за телевизионного продюсера, Марион работала административным помощником директора благотворительной компании.
— Где тебя носило? — требовательно спросила она. — Я звоню тебе целый день. Ну, что там с Фрэзером? Чего он хотел? На что похож этот великий человек?
— Это самый напористый, самый упрямый и самый волевой человек, которого я когда-либо встречала. Можешь себе представить, он внес мое имя в перечень своих публикаций даже до того, как встретился со мной? Ну, не наглость?
— Значит, ты действительно нужна ему. Но для чего?
— Двести с чем-то рисунков.
— Ух, ты! И что дальше? Что ты сказала?
— Вначале он пытался уговорить меня прийти к нему работать, но я отказалась наотрез.
— Ну и ну… Продолжай.
— Кроме того, я уверена, что никогда не смогу по-настоящему тесно работать с этим человеком. Очень может быть, что он величайший дизайнер нашего времени, и все такое, но есть в нем что-то, я не уверена, но…
— Намек на какой-то животный интерес?
— Нет!
— На кого он похож?
— На князя Дремучего леса.
— О! Расскажи подробнее.
— В этом мужчине есть что-то беспокоящее, физически угнетающее. Не шевельнув пальцем, он заставляет тебя повиноваться.
— Мне кажется, это звучит очень сексуально.
— Если честно, то да, но я не из тех, кто готов подчиниться.
— Значит, ты ему отказала?
— Не совсем. В конце концов, он предложил компромисс.
— Ты не могла заниматься целый день спорами.
— Нет, он пригласил меня, дизайнера книги Джеффри Стюарта и Элизабет Мэдден, редактора, на потрясающий обед в индийском ресторане. Стюарт очаровательный дядька, похожий на медведика из детской книжки. Но Мэдден уж точно из книги для взрослых — тощая, как привидение, и улыбка на тридцать два зуба…
— Мне кажется, я ее уже ненавижу. Во что она была одета?
— В роскошный белый полотняный костюм от Милли Джусте, я полагаю, с бледными голубыми крапинками и тоненькой голубой горизонтальной полоской. Она похожа на кредитную карточку, если повернется боком, ты увидишь ее край. Думаю, у них с Фрэзером связь.
— Вот стыдоба!
— Мне кажется, я шокировала ее тем, что на ее глазах все съела.
— Расскажи еще о Фрэзере.
— Ладно, моя мать назвала бы его впечатляющим зверем.