Вкус яда
Шрифт:
Его присутствие, когда я впервые обнаружила, что он смотрит на меня в переулке, поражало. Но еще больше отпугивали его сжатые кулаки, напряженные плечи и то, что он смотрел на меня так, будто ожидал там увидеть. Во мне редко замечают что-то иное, кроме расплывчатой фигуры. Особенно до того, как я установлю зрительный контакт. Возможно, его внимание сначала привлек котенок, а не я. Но какой сумасшедший, увидев котенка, сделает что-то еще, кроме как растаять от умиления? Я была слишком поражена присутствием этого мужчины, чтобы ясно понять, какое впечатление на него произвела. Тем не менее он казался довольно напряженным.
– Может, у него аллергия на шерсть, – шепчу я мягкому пушистому комочку, извивающемуся в моих руках, прежде чем бросить последний взгляд на удаляющуюся фигуру. Мужчина разжимает палец за пальцем,
Котенок, конечно, ничего не отвечает, потому что является самым обычным котенком, а не волшебным существом. Не всегда легко отличить обычное животное от фейри в незримой форме, но на собственном горьком опыте я убедилась, что фейри гораздо менее рады ласкам случайных незнакомцев. Котята же, наоборот, принимают чужую заботу с удовольствием. К тому же на них, похоже, моя магия совсем не влияет. Насколько я могу судить, они не видят во мне свое отражение, как люди или фейри. Вот почему, по моему мнению, животные лучше людей.
Забыв о красивом незнакомце, я присаживаюсь на корточки рядом с мусорным баком и сажаю белого котенка по кличке Мэдлин. Мама-кошка поднимает голову от тарелки с лососем, которого я купила сегодня утром у торговца рыбой в Отделе Обжорства, и благодарно мяукает, прежде чем продолжить есть. Остальные три котенка, которых я назвала Абернати, Натали и Григ, карабкаются мне под юбку, ожидая своей очереди на ласку. Я улыбаюсь шире, когда гул эйфории клокочет в моей груди. То, как я чувствую себя рядом с животными, даже лучше временного удовольствия, которое я получаю от настойки пурпурного малуса. Так было всегда. Животные – ощущение меха и любых мягких текстур – успокаивают меня, как ничто другое. Вероятно, это как-то связано с моим самым ранним воспоминанием – меховой шкурой, в которую отец завернул меня, когда впервые взял на руки. Все, что предшествовало этому, оказалось менее приятным, но, к счастью, я этого не помню. Все, что мне известно, – это то, что моя мать – водяная фея – не смогла вытерпеть меня и года, а после оставила на берегу озера, чтобы отец нашел.
От этой мысли мои эмоции сменяются гневом, поэтому я поднимаю Грига, рыжего полосатого кота, который выглядит точь-в-точь как мама-кошка. Я подношу малыша к щеке и утыкаюсь носом в его мягкую шерсть, в то время как Мэдлин взбирается мне на плечо, чтобы покусать кончики моих волос. Мама-кошка, должно быть, хорошо ухаживает за ними, потому что все они выглядят довольно чистыми для бездомной семьи. И все же я хотела бы сделать для них нечто большее.
– Возможно, я могу пронести вас в Отдел Лени, – говорю я Григу, но, даже возьми я кошачье семейство в свой крошечный номер, мне ясно, что в помещении без необходимых условий им будет не лучше.
Моя горничная Мэрибет напоминала мне об этом всякий раз, когда я хотела тайком завести домашнее животное во дворце. Королева Трис, конечно, никогда бы не допустила подобного, но это не мешало мне раздумывать об этом. Будучи моим голосом разума, Мэрибет позаботилась о том, чтобы все мои замыслы так и остались фантазиями. Девушка напоминала, в какие неприятности я попаду, если Трис поймает меня на том, что я приношу животных во дворец. Когда это не помогало, Мэрибет вспоминала истории из моего детства, которыми я поделилась… и которые закончились катастрофически.
Бесчисленное количество раз я тайком приносила в дом пушистых существ, надеясь, что отец ничего не заметит. Даже когда мне удавалось скрыть новых жильцов день или два, в конце концов правда все равно всплывала наружу. В основном речь о беспорядке. Отходы жизнедеятельности животных и порванные простыни были только половиной несчастий. Хуже всего было, когда раненая белка (которая явно не нуждалась в моей заботе так сильно, как я думала) пробралась в студию отца и разодрала в клочья два альбома для рисования, прокусила четыре тюбика краски и съела уголок портрета, над которым он в то время работал. Когда отец обнаружил, что животное вторглось в его священное рабочее место, он рассмеялся. Вполне искренне. Он отругал меня с улыбкой, от которой в уголках его глаз собирались морщинки. От этого я почувствовала себя более виноватой, чем если бы он кричал.
От горя у меня скручивается желудок, открывая такую огромную пропасть, что даже четверо карабкающихся по мне котят не могут поднять мне настроение. В попытке отвлечься от надвигающейся волны печали я провожу руками по своей шелковой юбке, сосредоточившись на ее гладкой текстуре, но и это не помогает. Даже когда я пытаюсь выбросить из головы мысли о потере отца, мои прежние размышления о Мэрибет остаются, напоминая о том, как сильно я по ней скучаю.
Она была для меня не просто горничной. Она была моим другом. Единственным настоящим другом, который у меня когда-либо был. Не будучи фейри, она нашла связь с моей человеческой стороной. Поскольку преимущественно я выросла в человеческом обществе, а после была вынуждена жить во дворце, кишащем фейри, Мэрибет стала для меня утешением. В ней было что-то такое, что побуждало меня открыться. Она всегда с участием задавала вопросы и слушала мои ответы со спокойным любопытством. Когда я наконец рискнула рассказать ей о своей магии, хотя поклялась больше так не делать, поскольку в прошлом это только портило мне жизнь, Мэрибет приняла меня. Никаких подозрений. Никакой внезапной неловкости. Я ненавижу тот факт, что мне пришлось оставить ее во дворце, но мы обе знали – она не может убежать со мной. Так мы бы навлекли на себя больше подозрений. Не говоря уже о том, что Мэрибет, в отличие от меня, можно узнать по внешнему виду.
Так я и осталась одна.
Совсем одна.
Закрыв глаза из-за навернувшихся на них слез, я запускаю руку в карман юбки и достаю флакон.
Одна капля под язык. Две.
Вскоре я снова погружаюсь в эйфорию. Безразличие. Я в полном порядке.
Три дня спустя я сижу в своей спальне в Отделе Лени и готовлюсь к ночной работе. С тех пор как я закончила с мисс Хэмпстед, у меня появилось еще два клиента. Первый – фавн, которая работает в шляпной лавке Отдела Зависти. Она отчаянно хочет узнать, как завоевать сердце хорошо одетого торговца, который ей так нравится. Второй – миссис Хейвуд, обеспокоенная мать аристократичного семейства фейри. Ее младшая дочь собирается выйти замуж за богатого человека, который начал ухаживать за ней по прибытии в Ирриду. Миссис Хейвуд, однако, надеясь найти для своей наследницы лучшую партию, предпочла бы, чтобы ее дочь подождала официального выхода в свет на следующем светском сезоне.
Сегодня вечером я собираюсь расследовать последнее дело. Я не всегда работаю по ночам, но информация, которую предоставила мне миссис Хейвуд, слишком хороша, чтобы отказаться. Оказывается, мистер Доннелли, ухажер, о котором идет речь, посещает почти каждый бойцовский матч в Отделе Гнева. Кто посмеет его винить? Я тоже провожу несколько вечеров в неделю, сидя возле бойцовской ямы.
Я бросаю взгляд на часы, стоящие на тумбочке рядом с моей узкой кроватью – единственным предметом мебели в моей крошечной комнате, если не считать низкого сундука, в котором я храню одежду. Часы показывают восемь сорок пять. Пятнадцать минут до начала сегодняшнего боя и моей слежки за целью. Я переодеваюсь в чистую льняную юбку и блузку, которые еще не пострадали от изнуряющей жары и постоянного потоотделения, что приходит с ней. Не то чтобы мой новый наряд вскоре не постигнет та же участь, как только я войду в бойцовскую яму. Моя любовь к мягким материям прекрасно сочетается с желанием, чтобы эти материи были чистыми. Они всегда приятнее ощущаются на коже. Лучше успокаивают, когда я провожу руками по ткани. Конечно, не так сильно, как мех, но достаточно, чтобы мой сундук был переполнен множеством простых вещей, купленных в универмаге Отдела Зависти.
Я делаю покупки только на нижних этажах, где можно найти подержанную базовую одежду. Там всегда есть что-нибудь подходящее – юбки из мягкого хлопка, легкие льняные блузки, гладкий атлас. Мне не нужны дизайнерские платья с причудливой отделкой, которые продаются на верхних этажах. Все равно никто не видит, во что я одета. К тому же я предпочитаю не тратить деньги так легкомысленно. Вот почему я живу на нижнем этаже Отдела Лени, в тесном помещении с единственным окном и без ледяного вентилятора, помогающего охладить комнату. Работая свахой, я сэкономила приличную сумму и, вероятно, могла бы позволить себе комнату на втором или третьем этаже, но я не хочу остаться без средств к существованию, если снова придется бежать.