Владение (Дракон Конга - 2)
Шрифт:
Будто ветер прошелестел по залу. Это из уст десятков людей одновременно вырвался воздух. Отныне никто из них не смел не то что ударить - грубо прикоснуться к юноше. Но Санти этого еще не знал. Он поспешно поднялся. Благодаря высоким каблукам глаза соххоггои и юноши оказались почти на одном уровне. Санти заглянул в них, и эти глаза уже не показались ему такими отталкивающими.
– Ортран!– громко сказала соххоггоя. Высокий воин быстро приблизился.
– Позаботься!– бросила ему соххоггоя и повернулась к Санти спиной.
Рабы поспешно подхватили носилки, подбежали к ней. Владычица поднялась по ступеням, задевая их краем пурпурного плаща,
Соххоггоя подняла трость и ударила по плечу одного из рабов. Сильно ударила - на плече остался красный след. Трон подняли. Снова пять раз ухнул барабан, и Властительница покинула зал.
Так Санти из пленника превратился в принца.
Его поселили в сказочной башенке, предоставили полную свободу, более полную, чем та, которой пользовались остальные обитатели Владения. Никто от него ничего не требовал, никто ему не приказывал. Впрочем, Санти сам старался вести себя осторожно: любая свобода имеет границы, которые лучше не преступать.
У юноши не было сомнений, по чьей воле он оказался здесь. Но ему оставалось только ломать голову над тем, для чего он понадобился Властительнице. Все, чем он отличался от других фарангских юношей, - его песни. Но и певец Санти здесь также никому не требовался. Может быть, спой он разок для обитателей Владения - им пришлось бы это по вкусу. Однако у юноши не было желания петь для них: слишком подчеркнутой казалась ему почтительность слуг и вежливость воинов.
Легкие белые облачка неподвижно висели в небе. Дневное пламя солнца разбрызгивалось по крышам Дворца.
"Как там отец?– подумал, переступая через порог, Санти.– Хорошо бы известить его".
И все же Санти не хотелось бы так сразу покинуть замок. Иногда здесь страшновато, но Владение - чудесное место. А Дворец... Эх, хорошо бы найти кого-нибудь, кто побродил бы с ним по Дворцу! Может, сама соххоггоя? Но Владычица ни разу не говорила с ним со времени их первой встречи. Нет, чем дальше Санти здесь жил, тем меньше понимал, почему тут оказался. А впрочем, ему здесь нравилось. И это было - Приключение!
* * *
Вспахивая темно-голубую воду, трехмачтовое судно под снежно-белыми парусами вырвалось из пролива в просторы Межземного моря. Вслед за ним вышли три других корабля Самита.
Дул ровный свежий ветер. Парусники карабкались наверх, подминали белопенные гребни. Борта их скрипели, палубы кренились от носовой качки. Приближался шторм, но суда шли на всех парусах. Они спешили отойти подальше от скалистых берегов, от изобилующих подводными скалами мелей.
Мара стояла у самого носа, держась за ванты. Когда корабль соскальзывал с волны, белая пена захлестывала его почти до колен носовой фигуры, изображающей Морскую богиню. При этом ноги девушки едва не отрывались от палубы, а соленые брызги ливнем обрушивались на нее. Одежда ее была мокрехонька и прилипла к телу. Мара дрожала. Но не от холода - от наслаждения: вот так стоять перед раскачивающимся морем, глотать его воздух - и не бояться!
Кто-то взял ее за руку.
Мара оглянулась: рядом стоял Самит. На нем был блестящий кожаный плащ с откинутым капюшоном.
– Иди вниз, девушка!– крикнул он ей в самое ухо.– Будет шторм!
Мара помотала головой.
– Я еще постою!– крикнула она в ответ.
– Одну минуту!
Матросы уже карабкались по реям - убирали паруса.
– Смотри туда!– закричал Самит, показывая на небо справа от корабля.
Мара
– Куда они?– крикнула Мара.– Разве они не боятся шторма?
– Боятся! Но, думаю, на них всадники, которые знают, куда летят!
Черная дымная туша бури навалилась на солнце и проглотила его. Тень ее упала на палубу, и сразу стало холодно. Особенно Маре в ее промокшей тонкой одежде.
– Вниз! Вниз, девушка!– громко закричал Самит, увлекая конгайку к палубному люку.
Крышка захлопнулась и отрезала грохот волн, низкий гул ветра. Остался только скрип корпуса и мерные удары в днище и борта. Полутемным узким коридорчиком, освещаемым раскачивающейся лампой, пробралась Мара к своей каюте, крохотной, шесть на пять локтей каморке, зажгла масляную лампу.
Она сбросила с себя мокрую одежду и вытерлась. Подвесная койка поскрипывала, раскачивалась на тяжах. Мара взяла хрустальный флакончик с густым золотисто-коричневым маслом. Привычными, плавными и сильными движениями ладони она принялась втирать теплое масло в кожу груди, живота, бедер. Сладкий аромат вечерних цветов Конга наполнил крохотную каюту. Постепенно тело Мары становилось блестящим, розовело.
Мара взяла другой флакон, поменьше, зажала между колен зеркальце и занялась своим лицом. Шторм снаружи свирепел. Судно болтало, и Маре пришлось одной рукой взяться за тяж койки. Когда очередная волна обрушивалась на корабль, корпус его издавал жалобный, протяжный стон. Мара первый раз оказалась в открытом море, тем не менее она отлично переносила качку. Ей даже нравилось, что койка ее раскачивается, будто качели, а стены каюты меняются местами с полом и потолком. Она немного опасалась, что может погаснуть светильник, но он лишь раскачивался на короткой поскрипывающей цепи. Волны били в борта, и звук этот напоминал удары по деревянной бочке огромной дубиной.
"Если волны разобьют корабль?– думала Мара.– Нет, не может быть. Кораблей так много, и они так редко тонут от штормов. А северные суда самые лучшие... Нет, боги не допустят, чтоб я утонула! Они сделали меня красивой, чтоб я жила!"
Мара с удовольствием представила, как сходит с корабля в Глориане и взгляды мужчин, всех мужчин вокруг, встречают ее...
– Глориана!– прошептала она.– Руна, Орэлея...
Названия северных городов были музыкой.
"А этот Самит тоже влюбился в меня, - подумала Мара.– Хоть он и старик. Хорошо. Он богат, этот купец. Интересно, знает ли он о том маленьком отличии, что делает кое-кого из женщин Конга неприступными? Наверное, знает. Северяне - красивые!– Тут перед ней возникло лицо Нила. Ну, многие из них красивы!" - поправила она себя.
Мара легла на спину. Низкий светло-розовый потолок раскачивался над ней. К сетке вентиляционного отверстия прилип белый пух. В каюте было жарко. Капельки пота крохотными росинками блестели на гладкой коже. Мара не стала одеваться. Если кто-нибудь войдет, пусть... посмотрит. Мара представила, как в каюту заглядывает Самит... Нет! Лучше кто-нибудь из матросов: "Госпожа не желает пообедать?" - "Нет, госпожа не желает!" И повернуться так, чтоб спина изогнулась, как у кошки, когда та поднимает хвост. А груди чтоб касались сосками ложа и казались сочными и тяжелыми, как золотистые плоды... Койка мерно раскачивалась под ней, и убаюканная Мара погрузилась в сон, тем более теплый и томный от того, что снаружи уже вовсю разыгралась буря.