Владетель Ниффльхейма
Шрифт:
— Я не боюсь. Не боюсь.
Он сделал первый шаг, обеими руками упершись в стену дома. Из-под ног посыпалась труха, а голуби вспорхнули, хлопая крыльями.
— И правильно, что не боишься, Джек, — кошка не собиралась исчезать. — Страх убивает.
— Я не Джек!
Второй шаг дался легче. А на третьем Воробей почти успокоился. И вправду, глупо бояться, когда все хорошо. Он шел за кошкой, глядя на хвост, который загибался налево крючком, и думал, что кошки разговаривать не умеют.
Наверное, ему все это снится.
И когда
Воздух был твердым, но земля — еще тверже.
И Воробей подумал, что серебряный волк, такой маленький и красивый, должно быть, помнется. А потом он перестал думать.
Глава 2. Поездка в никуда
Когда все случилось, Юленька думала о том, что жизнь не удалась, и что человек она редкостной невезучести. От тяжести мыслей Юленькин лобик морщился, а губы сжимались в злую черточку, и становилась Юленька точь-в-точь как мама. Но не мама-здравствуй-дорогой, а мама-где-тебя-опять-носило. Честно говоря, эту маму Юленька недолюбливала, хотя в последнее время она появлялась все чаще и оставалась все дольше.
Но, наверное, и это потому, что Юленька уродилась невезучей…
Автобус, попав колесами в очередную ямину, подпрыгнул так, что с ним подпрыгнули и полтора десятка школьников, водитель, классуха, толстая экскурсоводша в розовом костюме и брошь-бабочка на лацкане ее пиджака.
— Задолбало тащиться, — процедил Алекс, Юленькин сосед.
Говорил он нарочно громко, но классуха все равно сделала вид, что не слышит: Алекса учителя побаивались. Точнее побаивались они не столько самого Алекса, сколько его отца.
Семен Семенович в школу заглядывал не часто и всегда одинаково. Сначала напротив центрального входа останавливалась черная длинная машина. Из машины появлялся человек в белом костюме и фуражке. Он открывал дверь, выпуская Алексову маму, которую следовало называть Аллочкой и никак иначе. За Аллочкой тянулся шлейф очередной шубки, которую та роняла на руки шоферу, и уже потом показывался сам Семен Семенович. Он выползал из машины медленно, как дракон из пещеры, и все — шофер, Аллочка, директриса и сам Алекс — терпеливо ждали.
— Ну? — спрашивал Семен Семенович, глядя на всех сразу. — Чего тут у вас опять?
И голос его походил на гром.
Вообще-то Юленьке Семен Семенович представлялся вовсе не человеком, а богом, из греческих, про которых русичка на факультативе рассказывала. И тогда, выходило, что Алекс — сын бога.
Он красивый, потому что… просто красивый, высокий — выше всех в классе — светловолосый и всегда мрачный, загадочный.
А вчера Алекс сам предложил ехать вместе. Подошел, глянул сверху вниз и сказал:
— Привет, Крышкина-Покрышкина. Завтра прешься?
— Еду, — ответила Юленька, чувствуя, как краснеет: прежде Алекс ее не замечал. Хотя он никогошеньки
— Фигня, правда?
— Правда.
На самом деле Юленьке было интересно поехать: ее прежде не возили в музей, точнее возили, но она тогда была маленькая и ничегошеньки не запомнила. А теперь она большая, но родителям некогда.
Работают они. А работа — это важнее каких-то там музеев. И Юленьке тоже пора делом заняться, например, подумать о будущем. Юленька честно пыталась думать, но выходила какая-то ерунда.
Да и какой в этом смысл, когда мама все уже решила?
Конечно, ничего такого Юленька Алексу не сказала. А он вдруг взял и предложил:
— Тогда вместе давай. Я скажу шоферу, чтоб с утреца за тобой завернул.
Не дожидаясь согласия, он развернулся и ушел. А Юленька стояла в школьном коридоре, не слыша звонка, и думала, что впервые в жизни ей повезло! По-настоящему повезло.
Но везение быстро закончилось. За Юленькой, конечно, заехали. И мама — мама-ах-как-я-вам-благодарна — передала ее шоферу, а тот усадил в машину, где, лежа на сиденье, спал Алекс. Он и в автобусе спал, сунув под голову рюкзак. Юленька же сидела, не смея шелохнуться, слушала хихиканье Ленки Лялькиной и думала, что надо потерпеть. Вот проснется Алекс и…
Воображение рисовала всякое, но не то, что на самом деле получилось. Проснувшись, Алекс спросил:
— Мы где, Крышкина-Покрышкина?
А когда Юленька ответила, он и благодарить не стал, сунул в уши наушники и айпод из рюкзака вытащил. Так весь день и проходил, даже в музее… и теперь вот домой.
Зачем он позвал, если ему все равно, с кем ехать? Мог бы и один… мог бы и вообще… если не интересно… ему бы, небось, и словечка никто не сказал бы, реши Алекс дома остаться.
— Домашку скатать дашь? — опять поинтересовался он.
Юленька хотела ответить, что не даст и вообще знаться с ним не желает, когда случилось это.
Первым был звук, громкий, скрежещущий, как будто кто-то когтями по стеклу провел. А стекло не выдержало и разлетелось брызгами, прямо Юленьке в лицо. Передняя часть автобуса вдруг прогнулась внутрь и разломилась пополам, впуская что-то огромное и страшное.
Оно смяло водителя, подбросило сонную тетку-экскурсоводшу, розовый костюм которой стал бурым, а бабочка и вовсе сломалась.
— Падай! — крикнул Алекс, и Юленька его услышала, хотя не слышала по-прежнему ничего, кроме оглушительного звона.
Вот только шелохнуться не смогла. Оцепенев, она смотрела на бабочку, крылья которой стремительно краснели. На рвущийся металл и железный штырь, что двигался навстречу.
— На пол!
Алекс столкнул ее и сам рухнул сверху. Потеряв управление, автобус закружился в скрежещущем вальсе. Юленька зажмурилась. Ей было страшно. И больно… очень больно.
— Не вставай… — шепнул Алекс на ухо.