Владимир Храбрый. Герой Куликовской битвы
Шрифт:
В переднем углу стоял большой сундук, обитый медными полосами. На его широкой крышке лежали медвежья шуба, шапка и рукавицы, брошенные туда Федором Воронцом, вошедшим с мороза в тепло.
Придвинувшись к столу, боярин заглянул в раскрытую книгу, лежащую перед Владимиром. Это был труд Плутарха, переведенный с греческого языка на русский. Владимир как раз читал жизнеописание Гая Юлия Цезаря, когда его потревожил этот поздний гость.
— Полезное чтиво, княже, — обронил Федор Воронец, вновь опустившись на скамью. — Всякий человек, знающий себе цену, на примере Цезаря может извлечь для себя полезный урок.
— Это
— Да к тому, княже, что коль умрет Дмитрий Иванович, то тебе надо власть брать, — ответил Федор Воронец, чуть понизив голос. — Я слышал краем уха, что великий князь уже завещание составил, где назвал своим преемником не тебя, а старшего сына Василия. И это несмотря на то, что Василий сидит заложником в Орде. Но даже если татары отпустят Василия на Русь, какой из него великий князь? — Федор Воронец презрительно скривил свой крупный рот. — Василию всего-то пятнадцать лет! Чему научило Василия долгое пребывание в Орде? Пресмыканию перед татарами, вот чему. Разве такой князь нужен московлянам?
Допив медовую сыту, Федор Воронец поставил опорожненный кубок на стол и утер ладонью свои пышные усы.
— Вот ты вполне годишься в великие князья! — продолжил боярин, заговорщически подмигнув Владимиру. — Ты силен и крепок, в ратном деле весьма опытен. Сколь битв с татарами ты прошел, княже, и ни разу разбит не был. Даже Тохтамышу от тебя досталось, конницу его дружина твоя посекла у Волока Ламского и под Звенигородом!
— Незачем Дмитрия раньше времени хоронить, боярин, — хмуро проговорил Владимир. — Джакомо дело свое знает, он поставит моего брата на ноги.
— Да не в этом дело, князь! — поморщился Федор Воронец. — Оклемается Дмитрий — и ладно. Я к тому веду, что тебе нужно как-то уговорить Дмитрия изменить завещание. Пусть Дмитрий поступает по нашему исконному обычаю. Пусть он объявит своим преемником тебя, а не своего старшего сына.
Владимир слегка вздрогнул: его самого одолевали те же мысли!
Он промолвил, не глядя на своего гостя:
— Вряд ли Дмитрий добровольно пойдет на это. Он же во всех делах своих берет пример со своего деда Ивана Калиты.
— Стало быть, надо силой склонить Дмитрия к этому, княже, — суровым непреклонным голосом произнес Федор Воронец. — Слава Богу, дружина у тебя сильная. Да и многие московские бояре за тобой пойдут. Решайся, князь! У тебя же прозвище Храбрый.
Федор Воронец ушел, наполнив сердце Владимира сильным волнением и тревогой, взбудоражив его мысли. И впрямь, доколе Владимиру в подручных ходить?
«Я истово служил и служу Дмитрию, как старшему брату, но коль приберет его Господь до срока, неужто мне и дальше в «младших» ходить, кланяясь своему племяннику! — размышлял Владимир, то прохаживаясь по светлице, то вновь садясь за стол. — Не бывать этому! Ведь и я прямой потомок Ивана Калиты! Вот оправится Дмитрий от недуга, я потолкую с ним об этом. И коль Дмитрий упрется на своем, тогда пусть нас рассудит меч!»
Оправиться от тяжкого недуга Дмитрию Донскому удалось только в начале марта. Великий князь сам вызвал к себе своего двоюродного брата, с которым он не виделся почти два месяца. Всякий раз, когда Владимир приходил в великокняжеский терем, чтобы справиться о самочувствии Дмитрия, его
Подходя к теремному покою, где ожидал его великий князь, Владимир столкнулся в широком переходе с Симеоном Дмитриевичем, который поспешно прошмыгнул мимо, нырнув в боковую дверь. По плутоватым глазам Симеона Владимир догадался, что тот только что наушничал перед великим князем.
Внешний вид Дмитрия поразил Владимира. Великий князь сильно располнел и обрюзг, стал неповоротлив, у него появились мешки под глазами и сиплая нездоровая одышка. В глазах у Дмитрия стал заметен какой-то лихорадочный блеск, а на лице появилась печать угрюмой недоверчивости.
Едва обнявшись с Владимиром, Дмитрий поспешил сесть в кресло с подлокотниками, словно ему было трудно стоять на ногах. На нем были белые суконные порты, заправленные в желтые сапоги из мягкой кожи, и несколько мешковатая льняная рубаха с круглым воротом и длинными рукавами.
— Говорят, ты уже на трон мой нацелился, брате, — с недоброй ухмылкой промолвил Дмитрий, указав Владимиру на стул. — Вон, ты уже и в багряницу нарядился, словно великий князь! Блистаешь золотым шитьем на платье, как ромейский василевс!
— Я только что с германскими послами встречался, брат, — сказал Владимир, слегка смущенный неприязненным тоном Дмитрия. — Потому и пришел к тебе в таком одеянии. Обычно я наряжаюсь попроще, ты же знаешь.
— Откель мне знать? — фыркнул Дмитрий, пожав плечами. — От тебя ни слуху ни духу! Покуда лежал я бревном на ложе, все спрашивал то у жены, то у лекарей: где же мой брат Владимир? Почто он не навещает меня? Неужто в делах с утра до ночи?.. А в ответ слышу: мол, высоко вознесся в мыслях Владимир-князь, бояр московских на свою сторону переманивает, уже вотчину Московскую между ними делит. Все ли поделил, братец? — Дмитрий с недобрым прищуром взглянул на Владимира. — Сыновьям моим и супруге моей что-нибудь оставил?
Владимир скользнул взглядом по одутловатому бледному лицу Дмитрия, по его нахмуренным глазам. Он сразу понял, откуда дует ветер, с чьих слов Дмитрий настроен сейчас так непримиримо к нему. Ему совсем не хотелось ссориться с Дмитрием или оправдываться перед ним в том, чего не было.
— Я, пожалуй, приду к тебе в другой раз, государь, — проговорил Владимир, поднявшись со своего места. — Прощай покуда!
— Нет, ты не уйдешь, пока не поведаешь мне о всех своих тайных кознях! — хрипло вскричал Дмитрий. — Ты думаешь, мне ничего не известно! Думаешь, что обвел меня вокруг пальца!