Владимир Красное Солнышко
Шрифт:
Воевода Блуд исполнил повеление князя Владимира и вернулся к Ярополку. Великий киевский князь был не просто испуган — он никогда смелостью-то и не отличался, — а растерян и подавлен. И верного Варяжко не было под рукой, он ушел налаживать оборону Родни.
— Скажи, воевода, что делать? — умоляюще выпытывал Ярополк у воеводы Блуда. — Что нам делать, скажи? Может… Может, помощь запросить?
— У кого?
— У… у поляков! Я им отдам, чего только пожелают. Все отдам. Все, все, все!..
— Зачем же отчей землей торговать? — Блуд с трудом скрывал
— Да, да, — забормотал Ярополк. — И дружинники подойдут. Они просто разбежались и попрятались.
— Подойдут, — подтвердил Блуд.
И послал с тем же верным челядином на сей раз устное известие Владимиру:
— Кругом плотно обложи Родню и не торопись с приступом. Здесь нет еды.
В те времена редкий год на Руси обходился без голода. Пахотной земли было недостаточно, недороды стали нормой, поскольку зной высушивал зерна в колосе, а дожди вымывали их едва ли не через два года на третий. Скотины водилось мало даже в боярских и княжеских подворьях, черный люд кормился редькой, репой да капустой, вымирал целыми поселениями, а нищие жены и дети бродили по всей Руси с торбами да протянутыми руками. Русская земля к голоду была привычна. Но голод, который случился в Родне, потряс ее своей глухой безнадежностью. Вот тогда и родилась поговорка — «Беда, как в Родне».
Новгородский князь Владимир плотно обложил Родню и прекратил все остальные военные действия. Птичка была надежно спрятана в клетке, вырваться на свободу не могла, а ждать Владимир умел.
Точнее — выжидать.
Новгородские дружины следили за Родней, наемные варяги ловили дружинников Ярополка, разбежавшихся по всей округе, а Владимир устроил в княжеском шатре пир для воеводы личной дружины великой княгини Ольги Яромира и для своих друзей. Для богатырской заставы.
Ели дичину, добытую ловким охотником Будимилом, хлебали тройную ушицу, которую, как выяснилось, умел вкусно готовить небывалый доселе богатырь Муромец, ели расстегаи с икрой и пирожки с вязигой, пили из дружинной братины добрые вываренные меды, меды выдержанные и долгого отстоя, меды бражные, особо крепкие. А затем и фряжское вино, к которому приучила Владимира его бабка, великая княгиня Ольга. Пили и ели отменно, неторопливо, вкусно, потому что кончились их заботы. Ярополк был надежно заперт в Родне, варяги перехватывали всех, кто оказывался с оружием, и друзья детства утопали в бездонном счастье победы. Пили полные кубки во здравие и хвалу великого князя Владимира, во славу и хвалу Яромира, снова во славу Владимира и всех его богатырей поименно.
А потом запели дружинные песни и Поток пустился в пляс. Ему все дружно отбивали ложками такт, и нескоро угомонились, потому что Поток не знал устали, выделывая коленца.
Выпили заздравную княжескую. И хором спели величание. Владимир поблагодарил, поднял ответную чашу за дружину. Хором крикнув ему хвалу и славу, начали закусывать с дружинным
— Я отъеду, если, князь, дозволишь, — неожиданно сказал Добрыня.
— Куда отъедешь?
— Надо приемного сынка навестить.
— Какого сынка?
— Рогдая. Да я же тебе о нем рассказывал!
— Забыл, дядька.
— А я доброго богатыря из него выращу!
— Где ты его прятал?
— У доброй вдовы с сыном. Да я же тебе говорил! Неужто забыл, племянничек?
— Во славе забывают, — сказал Ладимир.
— А где Рогнеда? — спросил великий князь.
— Вот к ней и к Рогдаю и прошу меня отпустить. И привезу ее, куда повелишь.
— В Киев. Когда я в него вступлю.
— Любишь, — улыбнулся Добрыня. — И славно, что любишь. Она тебе добрых сынов народит.
Из-за полога шатра шагнул княжеский гридень.
— Человек из Родни пришел.
— Зови.
Вошел воевода Блуд.
— Великому князю поклон, дружине — поклон и слава. Поесть дозволишь, великий князь?
И к столу ринулся, не ожидая позволения.
— Оголодал? — насмешливо спросил Ладимир.
— Князю Ярополку из мышей вчера…
— Сам не пробовал?
Блуд замолчал. Потом сказал недовольно:
— Пусть все выйдут. Дело у меня к тебе одному, великий князь. Вы, дружина, уж не обессудьте.
— Выйдите, богатыри, раз воевода просит, — повелел Владимир.
Подпившая дружина вышла со смехом. Не дожидаясь, пока они выйдут, воевода Блуд принялся жадно есть.
— Ты уж прости, великий князь, — сказал он с набитым ртом. — Оголодал, как в Родне.
— Ешь, ешь.
— Я… — Блуд поперхнулся.
— Запивай, когда глотаешь. Я обожду.
— Всё, — воевода решительно отодвинулся от стола. — Огрузну, да и в Родне поймут, кто меня накормил.
— Тогда говори, с чем пришел. Или для того только, чтобы нажраться до икоты?
В голосе Владимира звучала злая насмешка. Злая и угрожающая, так ее понял воевода Блуд.
— Нет, нет, великий князь, не ради того, не ради, — поспешно заверил он. — Ярополк…
— Князь Ярополк!..
— Да, да, не гневайся, — забормотал Блуд. — Истинно говорю, истинно. Князь Ярополк мечтает, что ты призовешь его к себе и… И простишь.
Вот на этом провести Владимира было невозможно. У него были свои люди в Родне. Перебежчики, тайные лазутчики, знакомые знакомых.
— Ты эти думы для него сочинил?
— Нет, великий князь, нет, он сам об этом говорил. Сам, собственными устами.
— А что говорил Варяжко?
— Варяжко, он… Да что Варяжко понимает! Так будет лучше.
— Кому?
— Что?..
— Кому будет лучше, Блуд? Тебе лучше никогда не будет, не жди.
— Великий князь, междоусобица не нужна Руси. Люди страдают в Родне, люди страдают в Киеве, люди страдают по всей Руси…
— Люди страдают, а ты дичину жрешь.
— Но великий…
— Великий в Родне мышей ест. И мне его жаль, а не тебя. Ты сам приведешь князя Ярополка в этот шатер. Лично, понял? Лично приведешь.