Владимир Красное Солнышко
Шрифт:
— Не богами держава крепка, княжич. Всякую державу мечи крепят.
— Мечи — снаружи, от врагов. А внутри?
— И внутри — тоже мечи. Вражина в доме куда страшнее вражины в поле, княжич.
— Ну уж… — проворчал вечно несогласный Ладимир.
— Не спорь!.. — оборвал его Добрыня.
— Если объединить все славянские племена, то и вражины в доме не будет, — сказал Владимир.
— Твоя мудрая бабка, великая княгиня Ольга, пыталась. Права им дала, законы, в дружины их стали брать. А они все равно по племенам разбежались. Вокруг своих богов жмутся и друг
— Людей всех племен собирает только вера в общего бога, — сказал Владимир. — Так бабка моя говорила. А все славяне веруют в Перуна. Все. Перун — главный, а уж потом Стрибог, Сварог, Даждьбог да какая-то Мокошь.
— Может — да, а может — нет, — вздохнул Добрыня. — Жареным запахло, чуешь? Пойдем к костру, а то в усердии гридни до угольков мясо зажарят.
До костра дойти не успели. У съезда к пристани появился боярин в шубе в сопровождении небольшой свиты с герольдом. Герольд оглушительно затрубил в рог, и боярин прокричал:
— Князь смоленский просит великого князя новгородского пожаловать в его хоромы!..
Глава вторая
Князь Преслав оказался немолод, кряжист, с плечами воина, но роста невеликого, почему и посматривал на богатырскую свиту Владимира снизу вверх. Одет он был парадно, на теплую аксамитовую рубаху было наброшено алое княжеское корзно с золотой застежкой на левом плече. Князь смоленский встречал их перед воротами в свои хоромы и умудрился первым поклониться новгородскому князю, что привело Владимира в смущение.
— Здрав буди, великий князь!
— Я не великий князь, — смущенно улыбнулся Владимир. — Я — князь новгородский…
— Кудесник сказал про тебя: «Великий!» А кудесник слеп от рождения своего. Сейчас он почивает. Он всегда почивает днем, а бодрствует по ночам. После трапезы я проведу тебя к великому кудеснику.
— Но еще будет день…
— Он ждет твоего появления. И наяву, и во сне. Прошу откушать, великие бояре! Прошу, прошу, прошу!..
Князь Преслав угощал дарами своей смоленской земли. Маринованным и слегка прокопченным медвежьим окороком. Чуть поджаренным нежным мясом косули с приправами из моченой клюквы и морошки. Вымоченной в рассоле зайчатиной, фаршированной еще не развернувшимися листьями хрена и молодыми елочками хвощей. Чуть тронутым душистым ольховым дымком осетром. Ботвиньей, а к ней — пирогами с вязигой. Томлеными кундюнами, а вперебивку — гречневыми блинами. Ветчиной, запеченной на кленовых листьях. Карасями в сметане, щучьей икрой с брусникой, ушицей из стерлядки. Густым отваром из перепелов с пирожками. Знаменитой смоленской кашей из толченой гречи. Славным телячьим холодцом, присыпанным травами, и — на закуску — смоленским борщом на ветчинной кожице с расстегаями. А на заедку — сладкой кашей из ячневой крупы с медом и маком.
— Вкусная у князя еда, — отметил Ладимир.
За столом князь вел беседу и как хозяин, и как старший годами. Рассказывал о древнем — старики не упомнят начала — пути из варяг в греки, на котором богател Смоленск,
— А гнездо наше не здесь, не на этом месте. Гнездо племени нашего так и называется — Гнездово, а находится оно в одном поприще отсюда.
Там родовые курганы наши, где покоятся прадеды, там главное святилище наше и там же — великий кудесник. Вот к кудеснику этому мы, отобедав и отдохнув, и пойдем с тобой, великий князь.
— Я не великий… — начал было Владимир.
— Так сказал кудесник.
— Но…
— А спорить с ним нельзя. Он волхвовать станет, порчу напустит.
— Княжич спорить не будет, — проворчал Добрыня. — Это он пока еще смолоду, не устоялся еще.
— Но я и вправду не великий!..
— Так будешь! Будешь!.. — засмеялся Путята.
— Если от лени не разомлеет, — сердито буркнул Ладимир. — А ведь может…
— В святилище к старцу-кудеснику мы пройдем только вдвоем с великим князем, — невозмутимо продолжал родовой князь кривичей Преслав. — Вы, богатыри, ты, Ладимир, и прочая охрана за чертой ждать нас будете.
— Мы — Князевы хранители, князь Преслав, — строго сказал Добрыня. — С детства великая княгиня Ольга хранить его нам поручила.
— Сила кудесника выше земных сил великой княгини Ольги, богатыри. Так что отдыхайте, коли насытились, а там и в недальний путь.
— К кудеснику?
— Да. В Гнездово.
Вышли после отдыха крутым обрывистым берегом, вверх по течению Днепра. Долго шли молча, а потом князь Преслав сказал вдруг:
— Береги славянское единение, великий князь. На нем Киевская Русь стоит, не на пришлых варягах.
— Как его беречь? — вздохнул Владимир. — Столько врагов вокруг и внутри, что никаких мечей не хватит.
— Кудесник скажет, как беречь.
И замолчал. А впереди, в кустах, показались заросшие волосами по пояс косматые волхвы, берегущие тайное святилище. Молча пошли сзади, и Владимир чувствовал спиной их тяжелое, хриплое дыхание. Так, под конвоем косматой стражи, они спустились по крутому обрыву к Днепру и остановились перед входом в пещеру, вырытую в откосе.
Владимиру показалось тогда, что стояли они долго. Потом он почувствовал на лице какое-то легкое и приятное дуновение. И из темноты раздался рёв:
— Чую!.. Чую великого князя!..
Сзади кто-то чуть подтолкнул Владимира, и он, не оглянувшись, шагнул в густую темноту пещеры.
— Странно, но я все видел, — рассказывал он впоследствии. — Все повороты, все стены, ни разу не споткнулся.
И остановился сам, почувствовав, что ему повелели остановиться именно на этом шаге.
— Красное солнышко взойдет над Русью, — послышался глухой голос, и в полном мраке Владимир вдруг увидел заросшее седыми волосами лицо, ярко горящие глаза. — Взойдет и солнышком озарит всю землю русскую. Согреет и просвятит.