Владимир Мономах
Шрифт:
Половцы затихли, но тревога не ушла из княжеского дворца. Всю весну, лето и осень скакали гонцы из Чернигова в Переяславлъ, а оттуда в Киев и обратно. Вла-дкмкр видел, что все чаще тепь заботы не сходила с лица князя Всеволода. Сыну было уже девять лет, и нередко беседы с гонцами, которым Всеволод наказывал передать свои речи то Святославу в Чернигов, то Изясла-ву в Киев, то Всеславу в Полоцк, князь проводил в присутствии княжича.
Беспокойство нарастало на Руси. Великий князь Изя-слав все больше подпадал под влияние ляхов, которые окружали теперь не только его жену, но и его самого. Л вместе с ляхами все больше проникало на Русь латинство,
Князь Всеволод хмуро слушал медленную, но твердую речь Никона.
– Надо бороться, князь, - говорил монах, - по своим гнездам не отсидитесь, когда чужеземцы захватят главное наше гнездо - Киев. Уже сейчас они верховодят за спиной великого князя Изяслава, прикрываются' его именем, расставляют повсюду своих людей из киевлян. Уже и тысяцкий и посадник гнут в сторону латинства, а там наступит очередь других городов. Пропадет с таким трудом собранная Русь.
Всеволод думал о другом. К нему что ни месяц шли гонцы из Константинополя. Греческий патриархат очень падоялся, что третий Ярославич, зять византийского императора, надежда и опора истинного православия на Руси, не допустит усиления в Киеве проклятых еретиков.
Всеволод, давно и тесно связанный с византийским двором, просто не мог смириться с тем, что митрополита Ефрема при дворе Изяслава все более оттесняли от дел государственных, и он находил душевное отдохновение здесь, в Переяславле, на далекой русской окраине. А Святослав все слал и слал гонцов к младшему брату, обличая Изяслава не только в ересях, но и в прямой измене. «Великий князь, - наказывал Святослав передать Всеволоду, - рушит отцовский завет. Вот он уже захватил Новгород - прирожденную отчипу Владимира Ярослави-ча, подмял под себя Туров, свел Ростислава из Ростова и Суздаля и готовит захват этих столов под свою руку. Нельзя медлить, князь, Ростов и Суздаль - испокон веку принадлежали переяславскому столу, посылай туда Владимира, дай ему с собой добрых бояр. Изяслав вместе с Всеславом полоцким замышляют извести нас, своих братьев, и захватить всю Русскую землю».
Сеял Святослав семена злобы и ненависти в сердце Всеволода, и тот, гневясь, запалялся сердцем против князей киевского и полоцкого.
Дурные вести шли и с венгерского порубежья и:! Владимира-Волыпского. Хам сидел сведенный из Ростова и
Суздаля Ростислав Владимирович. Он женился на Ланке,
дочери вепгерского короля Белы I, и она родила ему
вслед за старшим сыном Рюриком еще двух сыновей -
Василько и Володаря. Теперь Ростислав силен не только
своей силой, но и силой своего тестя - венгерского
властелина. Доходили слухи, что Ростислав будет искать
для себя нового, более почетного стола, чем далекий Вла
димир-Волынский. Оп говорил, что после смерти Игоря
Ярославича вот уже столько лет свободен смоленский
стол, и почему бы не отдать этот стол ему, сыну старшего
Ярославича.
Беспокойство усилилось, когда в Перояславль дошли слухи о том, что Волхов пять дней тек вспять. Это было плохое знамение. И вскоре оно оправдалось. Из Полоцка вышел Всеслав и сжег Новгород, и тут же пришли вести из Владимира-Волынского. Белокурый красавец Ростислав поднял оружие против братии и бежал в Тмутаракань.
Было это в 1064 году, когда Владимиру Мономаху исполнилось одиннадцать лет. Он живо вспомнил заносчивые взгляды Ростислава, настороженность при виде его старших князей - братьев. Теперь Ростислав скакал к морю, минуя черниговские и переяславские земли, а вместе с ним гнали коней на восток преданные ему дружип-ники, сбитые вокруг него еще при отце в Новгороде, а позднее - в Ростове и во Владимире. С ним ушли в Тмутаракань и два его ближних боярина ~ Вышата, который служил еще его отцу и водил при нем княжескую дружину, и Порей - видный киевский воевода. Оба были недовольны старшими Ярославичами, особенно Изясла-вом, нарушившим их законные права в Новгороде и Киеве, и теперь князь-изгой и его бояре мечтали укрепиться в Тмутаракани, вдали от Киева.
Тмутаракань манила к себе всех обнжеипых и обойденных. Здесь, на юго-восточной окраине Руси, вблизи дикого поля, рядом с византийским Хсрсонесом князья не чувствовали на себе властной руки киевского князя. Приятно тревожили и воспоминания о былом. Разве не здесь, в Тмутаракани, сидел удачливый брат Ярослава Мстислав Владимирович, который захватил у Киева половину его земель и провел границу по Днепру. Разве пе отсюда ходил он со своей удалой дружиной па ясов и ка-согов, рубился в иоле с печенегами, прославив Русь своими подвигами?
Ростислав не хотел более ждать и выглядывать из-за плеч старших Ярославичеи: мечом решил он добыть себе место среди Ярославова племени.
И разом всколыхнулись Киев, Чернигов и Переяс-лавль. Изяслав боялся, что захочет Ростислав вернуть Тмутаракани прежнюю Мстиславову славу, Святослав черниговский был в ярости оттого, что посягнул Ростислав па его родовую отчипу, где сидел его старший сын Рлеб. Заволновался и Всеволод, ведь Ростислав, княживший в его владениях - Ростове и Суздали, мог. теперь, опираясь на удалую дружину, отвоевать себе эти столы.
В Переяславль пришли гонцы из Византии. Греки просили передать русским князьям, что им вовсе пе хочется видеть рядом со своими владениями столь скорого па рать князя, и отш готовы действовать против него за-одпо с Ярославичами.
А Ростислав тем временем ворвался в Тмутаракань, выбил оттуда Глеба и захватил тмутараканский стол. И тут же, не дожидаясь помощи других князей, Святослав двинул свою дружину на юг.
Внимательно следили за этой межкняжеской схваткой в Киеве, Переяславле, Полоцке и иных русских городах.
Не стал Ростислав биться со своим стрыем. Добровольно вышел из города, вывел в поле свою дружину, позволял Глебу опять сесть на тмутараканском столе. Но едва Святослав ушел обратно в Чернигов, как Ростислав вновь выбил Глеба из Тмутаракани.
Теперь князь Всеволод говорил Владимиру Мономаху: «Смотри, князь, на своих врагов. Смотри, как мужают они. Ростислав и маленькие Ростиславичи, если не задушить это семя в зародыше, отнимут у тебя не только Ростов и Суздаль, но Переяславлъ».
И в душе Владимира пробуждалось недоброе чувство к только раз виденному им Ростиславу Владимировичу и неведомым еще для него маленьким его сыновьям Ва-еилько и Во л одарю.