Владимир Набоков: pro et contra. Том 1
Шрифт:
Цитирую из Кавабаты: «Если решить, что Го не имеет ценности, то игра эта совершенно бессмысленна, но если видеть в ней смысл, то ценность ее абсолютна» [411] .
Неограниченные возможности в изобретении сложнейших логических комбинаций на доске сообщают игре признаки творчества. Расположение и передвижение фигур, осуществляемое согласно законам гармонии, придает партии шахмат и Го эстетическую ценность произведения. Игра в этих случаях достигает высот искусства. Оба писателя видят ее аналог в музыке. Цитирую Кавабату: «Игра черных на белом, а белых на черном напоминала создание произведения, чьи формы возникали на доске. Разум творил гармонию, подобную музыке» [412] . Набокову «Какая игра <…> — говорит о шахматах скрипач. — Комбинации как мелодии. Я, понимаете ли, просто слышу ходы» (51). Невеста видит в Лужине «артиста», сравнивает «с гениальными чудаками, музыкантами и поэтами» (97). Другим признаком близости игры к искусству является ее зрелищность. Абсурд демонстративности, публичности
411
«Si l'on d'ecide que le Go n'a pas de valeur, alors il en est totalement d'epourvu, mais si l'on d'ecide de lui en attribuer, c'est alors un objet d'une valeur absolue» (95).
412
«Le jeu du Noir sur le Blanc, du Blanc sur le Noir, aussi d'elib'er'e qu'une oeuvre cr'eatrice, en emprunte les formes. Le courant de l'esprit s'y retrouve une harraonie, qui s'apparente `a celle de la musique» (142).
Однако вопреки креативной энергии шахмат и Го, их главная цель не созидание, а победа над противником, условие, которое фактически препятствует превращению игры в искусство. В романе Вл. Набокова «Дар» не шахматная игра, а сочинение шахматных задач отождествляется с творчеством. «Шахматный композитор не должен непременно хорошо играть, — размышляет Годунов-Чердынцев, — <…> для него составление задачи отличается от игры приблизительно так, как выверенный сонет отличается от полемики публицистов» (192) [413] . Подробнее эта мысль развита в «Других берегах» [414] , а художественным воплощением идеи родства поэтического и шахматного сочинительства стала книга Набокова «Poems and Problems» (1971), объединившая под одной обложкой стихи и задачи, при этом некоторые из шахматных задач, по словам автора, являются продолжением его поздних стихотворений.
413
Набоков Вл.Дар. Aim Arbor: Ardis, 1975. С 192.
414
Набоков Вл.Другие берега. Ann Arbor: Ardis, 1978. С. 245–246.
Таким образом, тайна задачи остается у творца, ее композитора. Роль игрока вторична, она сводится к обнаружению ключа, к подчинению чужой креативной мысли. Не случайно, что Лужин «составлением задач не увлекался, смутно чувствуя, что попусту в них растратилась бы та воинствующая, напирающая, яркая сила, которую он в себе ощущал…» (75).
Сознавая могущество своей творческой воли и воинствующего интеллекта, игрок бросает вызов судьбе и оказывается во власти собственного действия. Отныне игра определяет его образ жизни, подчиняет себе все его умственные и эмоциональные силы, все дальше уводя его от реальности. Так, Лужин «после каждого турнирного сеанса все с большим и большим трудом вылезал из мира шахматных представлений…» (136). Он становится «человеком другого измерения» (113). В романе «Турнир Го» рассказчик описывает Мастера: «Разговаривая, он внезапно выпрямился, опустился на колени, сдвинув ноги и прямо держа голову. Это была его обычная поза за игральным столом. На мгновение показалось, что уставившись в пустоту, он абсолютно утратил ощущение собственного „я“. <…> Возможно, он — гений, — говорит о Мастере рассказчик, — но он — не человек» [415] .
415
«Tout en parlant, il s''etait redress'e, mis a genoux, jambes rapproch'ees, t^ete droite. C''etait sa posture devant la table de jeu <…>. Pendant un moment, on e^ut dit que, face au vide, il avait perdu toute conscience de son identit'e» (73). «C'est peut-^etre un g'enie, mais c'est certainement un ^etre inhumain» (74).
Интеллектуальная игра, шахматы и Го, постепенно трансформируются в страсть, которая поглощает игрока целиком, «…он (Лужин — Н. Б.)понял ужас шахматных бездн, в которые погружался <…>. Но шахматы были безжалостны, они держали и втягивали его. В этом был ужас, но в этом была и единственная гармония, ибо, что есть в мире кроме шахмат?» (149). «Страсть Мастера, — пишет Кавабата, — была какой-то особенной. <…> Он играл день и ночь, охваченный одной навязчивой мыслью. Это пугало. Казалось, он целиком отдался демону игры» [416] .
416
«…la passion du Ma^itre pr'esentait un caract`ere particulier <…>. Il jouait jour et nuit, pris par une obsession qui devenait troublante. Il s'agissait peut-^etre <…> d'une sorte d'abandon total au d'emon du jeu» (97).
Сатанинская природа игры подобна половой страсти. Эта мысль раскрывается в набоковском романе аллюзией к «Крейцеровой сонате» Л. Толстого. Скрипач, который первый зажигает в маленьком Лужине страсть к шахматам, обнаруживает портретное сходство с Трухачевским [417] . Аналогична в обоих текстах и его роль — соблазнителя. Символично и то, что именно любовница отца обучает маленького Лужина шахматам.
Вступая в игру с судьбой, Мастер и Лужин отдаются своему страстному желанию победить. Но страсть разрушает логику игрока, обязательное в логике равновесие сил, она иррациональна и в рациональной логической игре закономерно приводит к поражению. Так же, как в картах, в шахматах и в Го страсть делается причиной гибели игрока.
417
Набоков Вл.Защита Лужина. С. 49. Толстой Л.Собр. соч.: В 12 т. М., 1958. Т. 10. С. 311.
Знаменательно, что и Набоков, и Кавабата в этих романах, хоть и маргинально, но делают попытку апробировать друге решение. В «Турнире Го» Отаке перед игрой идет к гадальщику, чтобы узнать у него, как победить. Гадальщик дает один совет: не думать о победе. В связи с этим рассказчик припоминает, что довелось ему однажды увидеть такого игрока. Тот сидел за игральным столом, развернув на коленях журнал, и, сделав ход, погружался в чтение. Через два года он сошел с ума (39–40). В «Защите» Лужин вспоминает, как «по приглашению отца, явился к ним обедать седой еврей, дряхлый шахматный гений, побеждавший во всех городах мира, а ныне <…> потерявший навеки огонь, хватку, счастье…» (76). Оба писателя приходят к одинаковому выводу: утрата страсти в игре так же, как и ее чрезмерное присутствие, ведет к проигрышу.
Сходство романов «Турнир Го» и «Защита Лужина» — свидетельство, что в разных культурах литературный интеллект почти одновременно склоняется к тем же проблемам, и сильный талант создает близкие по смыслу и художественному воплощению произведения. Случайное совпадение приобретает закономерность сходства и служит иллюстрацией гармонии и логики скрытого культурного процесса. Интеллектуальная игра смыкается еще теснее с литературным творчеством, и тема выходит за пределы романов в писательскую биографию.
Набоков и Кавабата при жизни достигли славы и мирового признания. В 1968 году Кавабате была присуждена Нобелевская премия по литературе. Набоков в 1969 был всего лишь к ней представлен. После публикации «Ады» в 1969 году «New York Times» писала: «If he doesn't win the Nobel Prize, its only because the Nobel Prize doesn't deserve him» [418] .
В своей Нобелевской речи Кавабата сказал: «Легко проникнуть в мир Будды, но трудно проникнуть в мир демонов. <…> Каждого художника, который стремится к истине, добру, красоте, как к главной цели своих исканий, неизбежно преследует желание прорваться в мучительный мир демонов…» [419] . Набоков называл искусство «божественной игрой» [420] , божественной, потому что в творчестве художник наиболее близок Творцу, игрой, потому что все, созданное им, всего лишь художественная, пусть яркая, но имитация реальности.
418
Boyd В.Vl. Nabokov: The American Years. Princeton University Press, Princeton, N. J., 1991. P. 573.
419
«Il est facile d'entrer dans le monde de Bouddha, il est difficile d'entrer dans le monde des d'emons <…>. Tout artiste, aspirant au vrai, au bien et au beau comme objet final de sa qu^ete, est hant'e fatalement par le d'esir de forcer cet acc`es difficile du monde des d'emons…» (Kawabata Y.Conf'erence de Stockholm, 1968).
420
Nabokov Vl.Litt'eratures Il…, Paris: Fayard, 1981; Fiodor Dosto"ievski. P. 161.
Судьба писателя — отражение его слова. В апреле 1972 года Кавабата покончил жизнь самоубийством в маленькой, жутковатой квартирке, вдали от собственного дома.
Набоков в 1974 году написал роман «Посмотри на арлекинов!», в котором пародировал свои прежние вещи. Он умер в июне 1977 года в Швейцарии. Там в большом отеле, похожем на роскошные петербургские гостиницы его детства, он прожил последние 16 лет. Роман, который он не успел закончить, условно был назван «The Original of Laura: Dying is Fun» [421] .
421
Boyd B.Nabokov: The American Years. P. 663.
Л. САРАСКИНА
Набоков, который бранится… {343}
Не скрою, мне страстно хочется развенчать Достоевского.
В интереснейшей книге Зинаиды Шаховской о Набокове приведен любопытный эпизод: писателя приглашают в один из университетов США прочесть лекцию о Достоевском; в ответ на приглашение Набоков взрывается, разражаясь бранью: «Да вы издеваетесь надо мной! Вы же знаете, какого мнения я о Достоевском! В моих курсах в Корнеле я уделяю ему не более десяти минут, уничтожаюего и иду дальше» [422] .
422
Шаховская Зинаида.В поисках Набокова. Отражения. М.: Книга. 1991. С. 72.