Владимир Ост
Шрифт:
Неожиданно взгляд Осташова, то есть орел, наблюдающий за всадником, стал отставать, отставать и затем полностью остановился, зависнув около какого-то куста, мимо которого только что проскакал скифский воин. Ветви куста виделись черными, словно находились, в отличие от всадника, в тени. Всадник быстро удалялся. И как уже это было, меж черных ветвей вдруг возник силуэт человека с колчаном за спиной. Человек закинул руку за плечо, вынул из колчана стрелу. Вот он уже натягивает тетиву и целится в спину скачущему скифу. И вновь реальный Осташов неожиданно подумал, что если лучник убьет всадника, то и он, Владимир, тотчас же умрет, прямо здесь, в «Тоете», едущей по сельской дороге. И Осташова охватил ужас. Мистическая связь с судьбой воображаемого
Владимир попытался вынырнуть из видения, но у него ничего не получилось. А может быть, ему не хотелось выходить из этой игры? Да, несомненно, он понимал краем сознания, что это всего лишь игра, наверняка опасная, но ему хотелось продолжать ее. И видение продолжилось. «Если он умрет, то и я умру, если он умрет, то и я умру…» – вертелось в голове Осташова. Тем временем черный лучник натянул тетиву и уже приготовился выпустить смертоносную стрелу вслед всаднику. Осташов (или тот орел, что наблюдал перед этим за скачущим воином) вдруг словно во мгновение ока переместился вперед, и оказался в непосредственной близости от спины скифа. Четко и крупно были видны загорелые лопатки всадника. Затем еще крупнее – правая лопатка с татуировкой, точь-в-точь как у мумии скифского воина, фотографию которой показывал Наводничий. На лопатке находилась часть татуировки – задние ноги и половина туловища оленя. Голова оленя располагалась на плече и ключице, а передние ноги – на руке скифа. Таким образом, при движении казалось, что изображенный олень скачет вместе с хозяином татуировки. Рисунок жил.
Лучник выпустил стрелу. Внутренний взор Осташова теперь был рядом с ней. Вот стрела со свистом прошивает раскаленный воздух, и мчится явно быстрее всадника. Она вот-вот настигнет его. Еще совсем немного – мгновение, или несколько мгновений, неизвестно, – и наконечник с глухим стуком ударит в спину воина. Похоже, гибель неминуема…
– Стоп! Нам, по-моему, вправо, – сказал Камиль Петрович и резко остановил машину перед съездом на грунтовую дорожку, которая пряталась меж высоких кустов. Осташов от резкого торможения ударился головой о лобовое стекло. Видение со скачущим скифом исчезло. Храпевший до того Толян свалился вниз, где лежал его рыжий пес. Послышался собачий визг. Матерясь и кряхтя, Толян поднялся и занял сидячее положение. Из носу у него вяло потекла струйка крови. Но странно, вид у него был радостный. Похоже, алкоголь надежно отгородил его сознание от действительности, Толян плохо понимал, что происходит, и был совершенно нечувствителен к боли.
Следует, впрочем, заметить, что и Владимир потирал ушибленный лоб, вовсю улыбаясь: он был доволен, что фантазия, которая, казалось, уже становилась в его жизни навязчивой, прекратилась. «Бред какой-то, – подумал он. – Что это опять со мной было? Так и спятить, на хрен, недолго. Надо с этой русской рулеткой больше не баловаться».
Камиль Петрович сдал назад, повернул и углубился в кустарник.
Владимир с облегчением выдохнул, он был рад, что избавился от кошмарного видения, и изо всех сил старался освоиться с реальностью.
Тем временем «Нива», весело просигналив, проехала по асфальту мимо них.
– Куда это он? – сказал Камиль Петрович. – Ох, я дубиноголовый! На этой же тропе завал из деревьев после урагана. – Он включил задний ход. – Как я забыл! Вот что значит, давно сюда не ездил.
– А что это за мужик, с которым мы гоняемся? – спросил Владимир.
– Фермер местный. Он сам-то из Москвы. Лет пять назад переехал сюда с женой, частное хозяйство развернул. Коз держит. А по прошлой-то жизни он, не поверишь, – химик, кандидат наук. Английский и немецкий знает. И она тоже два языка знает. На военном производстве оба работали. А институт их прикрыли.
Выбравшись на асфальт, Камиль Петрович припустил за «Нивой».
– Все равно моя победа будет! – сказал он.
– Я щас бля… – промычал сзади Толян, – бле… блявану. Тормози, Камиль.
– Терпи, а то убью к черту! – проорал Камиль Петрович.
– Как скажешь, командир, – с готовностью отозвался Толян и вытер ладонью кровь из-под носа и с подбородка.
Когда серебристый джип домчался до нужного поворота направо, «Нива» уже не только свернула туда, но и, осторожно преодолев кривобокий, весь в ухабах съезд на земляную дорогу, пошла подниматься по колее в горку среди поля, покрытого ровным бобриком зеленых побегов пшеницы. Вообще, как отметил про себя Осташов, Александр Павлович вел свою машину очень бережно, словно вез ребенка. «Так у него же козленок в салоне», – вспомнил Владимир. Осташов теперь уже думал, что и на старте «Тоета» (на самом деле потрепанная и не настолько быстроходная, как хотелось бы Камилю Петровичу), – «Тоета» сразу вырвалась вперед, наверно, лишь потому, что Александр Павлович не слишком резко надавил на газ.
Пшеничное поле было неровным – дыбилось посредине довольно высоким холмом, и грунтовка вела как раз туда – если так можно выразиться, на вершину поля, за которой виднелась обширная крона дуба.
Странное дело, в густом, тенистом лесу дорога была довольно крепкой, а здесь, на открытом пространстве, автомобильная колея то и дело превращалась в две черные вязкие канавы. Белая «Нива», однако, почти не качаясь, уверенно шла вперед. Было заметно, что тропа известна водителю до мельчайших подробностей. «Тоета» же, хоть и догоняла ее, но двигалась с трудом и рывками, постоянно ныряя в ямы.
– Эх, – сказал Камиль Петрович, когда его джип в очередной раз забуксовал, – жалко у меня сейчас только одна ось ведущая, другая не фурычит.
Неожиданно дорога стала ровнее и крепче, и «Тоета» наконец настигла «Ниву».
Машины набрали приличную скорость и вровень летели прямо навстречу дубу, как бы все более вырастающему из холма. «Интересно, справа или слева она огибает дерево?» – подумал о дороге Владимир.
По капоту и крыше «Тоеты» стали ударять редкие, но крупные капли дождя, и Осташов хотел сказать Камилю Петровичу, что начинается дождь и надо бы поднять стекло на двери, однако, глянув на увлеченного единоборством «санитара города», понял, что сейчас никакие обращения услышаны не будут.
Владимир наклонился чуть вперед и за профилем Камиля Петровича увидел напряженное лицо управлявшего «Нивой» Сазонова, который также был весь во власти стихии борьбы.
Автомобили будто срослись и ноздря в ноздрю, то есть бампер в бампер мчались вперед и вперед, оставляя сзади клубы дорожной пыли.
В этот момент, словно проникшись драматизмом ситуации, в салоне «Нивы», в своей клетке, громко заблеял козленок. И одновременно на заднем сиденье «Тоеты» переселенец Толян сказал: «Э, э, э, Камиль, потише». На что оба водителя ответили так. Будто по команде обернувшись (Александр Павлович через правое плечо, а Камиль Петрович через левое – если бы кто-то наблюдал за ними через задние стекла двух машин, то у наблюдателя возникла бы ассоциация с двуглавым российским орлом), – обернувшись, оба водителя разом крикнули каждый своему попутчику:
– Заткнись, козел!
А в следующую секунду, когда они вновь обратили взоры вперед, все седоки обоих автомобилей (исключая козленка и собаки, хотя нельзя быть полностью уверенным, если говорить о козленке) истошно заорали: «Бля-я-я!!!» – потому что машины как-то уж очень неожиданно выскочили на вершину пригорка, где рос дуб, и всем показалось, что столкновения с мощным деревом не миновать. Впрочем, аварии не произошло: в последнее мгновение машины метнулись в стороны: «Нива» вправо, «Тоета» – влево. После чего стало ясно, что Сазонов выиграл, поскольку именно справа дорога огибала дуб, и «Нива» упылила вперед. А Камилю Петровичу не повезло – его автомобиль, со всего размаху впечатавшись в громадную рытвину, полную жирной грязи, безнадежно забуксовал.