Владимир Высоцкий: Я, конечно, вернусь…
Шрифт:
Сняли эпизод очень быстро, и сняли, по-моему, совсем неплохо, но когда вернулся Станислав Сергеевич и посмотрел отснятый материал, то остался ужасно недоволен. Они жестко и откровенно разбирали с Володей по косточкам весь эпизод. Станиславу Сергеевичу не нравилось все – как я хожу, как я говорю, как и во что меня одели. Не знаю почему, но больше всего раздражал его платок, который был накинут мне на плечи. А ведь Володя просил снять этот платок. Но я сказала, что в нем мне как-то уютнее, и он настаивать не стал, а только улыбнулся: «Ну, раз тебе уютнее…»
После съемок я вышла на пустынный, неуютный двор одесской киностудии. Было так тоскливо и одиноко, такое чувство, что все тебя бросили, забыли… Вдруг я услышала замечательный теплый голос Володи:
– Сколько можно тебя ждать? Проголодалась, наверное? Пойдем, пообедаем.
И мы поехали обедать. Но сначала заехали в гостиницу, потому что он должен был позвонить Марине в Москву. Полчаса они разговаривали. Говорил он замечательно. Нежно, с юмором. Я больше никогда
– Смотри, сейчас меня начнут узнавать.
– Так давай поменяемся местами.
– Сиди-сиди…
Но так никто и не подходил. Я вижу, что Володя начинает нервничать. Наконец к нашему столику подошел парень:
– Извините, вы – Высоцкий? – У Володи в тот момент было такое трагическое, страдальческое лицо… Он только устало отмахнулся от парня…
Когда Станислав Сергеевич уезжал в Германию, он наказал непременно купить Сереже (сын Каревой и Говорухина. – Ф. Р.) джинсы. Но где я могла в то время за два дня в Одессе достать джинсы? А на Володе были совершенно новые замечательные португальские джинсы. Светлые такие, все в каких-то клепках, замочках, молниях… Утром он появился в невероятных галифе и на мой удивленный взгляд ответил:
– А те штаны повезешь Сереже. К вечеру они успеют высохнуть.
Я, естественно, начала отказываться, но он и слушать не хотел.
– Это подарок Сергею от нас со Славой. И не говори больше ничего – зря я, что ли, стирал их всю ночь?..»
В Одессе Высоцкий пробыл до 21 июня, после чего вернулся в Москву. На следующий день на Таганке состоялась премьера нового спектакля-концерта – «В поисках жанра». Он состоял из отдельных номеров с участием актеров театра, в числе которых были Владимир Высоцкий (он исполнял несколько своих песен), Валерий Золотухин, Леонид Филатов (читал свои пародии) и др.
22 июня Высоцкий играет в «Павших и живых», на следующий день – в «Гамлете».
25 июня, отыграв в спектаклях «Вишневый сад» и «Антимиры», Высоцкий снова вылетел в Одессу, чтобы продолжить съемки фильма «Место встречи изменить нельзя». Режиссер-постановщик фильма Станислав Говорухин по-прежнему находится в ГДР, и бразды правления на съемочной площадке принадлежат Высоцкому. Он вызывает в Одессу актера Александра Белявского, которому предстоит сыграть роль злодея – бандита Фокса. Кстати, сначала на эту роль был утвержден другой актер – Борис Химичев, но он в итоге не подошел. Говорухин счел, что Химичев не подходит своей фактурой – у него слишком современная внешность (вскоре Химичев это прекрасно докажет, сыграв главаря банды в фильме «Сыщик»). Когда кандидатура Химичева отпала и требовалось как можно быстрее найти нового исполнителя (съемки-то уже шли), Высоцкий вспомнил про Александра Белявского. Но у того на лето были совсем иные планы. Он получил шесть соток в деревне Ершово и собирался благоустраивать участок. Его голова была полна заботами о том, какой забор он поставит, где разместить туалет и т. д. По его же словам: «Я ставил забор, что-то копал, достраивал и так далее. Крестьянствовал от зари до зари, соседи мне кричали: „Трактор, отдохни!“ И вот однажды к моему участку подъезжает на велосипеде какой-то парень и спрашивает: „Белявский?“ Я говорю: „Да, Белявский“. А он: „Давай два рубля!“ Прикидываю: бутылка водки стоит три двенадцать. А тут всего два рубля. Парень на велосипеде, до сельмага – полтора километра, а для полного счастья сто граммов никогда не помешает… Я вручаю ему эти два рубля, а он мне взамен… дает телеграмму из Одессы: „Надеемся на вашу отзывчивость, предлагаем роль Фокса в фильме „Эра мелосердия“. Верим, что не откажетесь ввиду нашего давнего знакомства. Директор картины Панибрат“ (потом я выяснил, что Панибрат – это женщина). Я размышляю. Одесская киностудия. Детектив. Сколько их было! Чего это я полечу, когда у меня еще забор не закончен? А приемы у нас, актеров, есть испытанные, как отказаться так, чтоб не обидеть съемочную группу. Доберусь до деревни Ершово, там есть телефон. Закажу разговор с Одессой и выясню, мол, кто у вас из артистов снимается? Скажут, к примеру: „Тютькин!“ А я на это – а, у вас Тютькин снимается! Ну извините, господа! Я с этим человеком ни в одной картине! Давайте в другой раз. Но после ответа я стоял как громом пораженный. Оказалось, что в фильме снимаются Высоцкий, Юрский, Конкин, Куравлев, Джигарханян. Я решил, что мое сельское хозяйство не пострадает, и вылетел в Одессу…»
С 26 июня в «Месте встречи…» начали снимать эпизод, где Шарапов допрашивает Фокса. Помните, последнего выловили из реки и привезли на Петровку, 38, чтобы расколоть на убийство Груздевой. А он идет в несознанку: мол, ничего не знаю, никого не убивал. И Шарапов идет на хитрость: под видом сличения почерка вынуждает Фокса написать записку-пароль своим подельникам, чтобы с ней проникнуть в банду. О том, как проходили съемки, рассказывает все тот же А. Белявский: «Утром я пришел на съемочную площадку. Съемки должны были начаться со сцены допроса пойманного Фокса. Я сижу уже загримированный. Мне нарисовали какие-то царапины на лице, можно идти в павильон репетировать. А я сижу, смотрю в зеркало „на этого“ (в отражении), хочу сказать себе, мол, я Фокс, – и не могу! Вижу в зеркале Сашу Белявского! Думаю, дай-ка я себе лицо изменю. Прошу у гримерши кусочек ватки, кладу за щеку, как будто опухоль. Противно! А дело было летом. Июнь месяц, вишня в Одессе поспела, все наварили вишневого варенья. Вижу, девочки, закончив свою работу с гримом, уселись пить чай именно с вишневым вареньем. Взял ватку, как следует извозил ее в варенье и засунул в рот. А варенье жидкое, если на вату надавить языком, то будто кровь по подбородку течет! Хорошо! Уже есть за что зацепиться! И я на допросе был занят в основном тем, что представлял последствия „ментовской“ выволочки. Ведь я там то ли ударился, то ли меня побили. И я полез языком к этой ватке, надавил на нее, и чувствую, что у меня из края рта потекло что-то. Я пальцем дотронулся, смотрю – вроде как кровь. Но Фокс-то себя уважает! Ну, не об себя же! Правда? Я взял и об стол следователя со смаком промазал, украсил ему стол. Это не репетировалось, не искалось. Это произошло. Это было так неожиданно. И это вошло в фильм…
После выхода картины ко мне будут подходить люди и спрашивать, мол, сидел? Я честно буду отвечать, что нет. А они не поверят и напомнят про кровь на столе следователя…»
1 июля Высоцкий играет в театре в «Десяти днях…», 2—3-го – в спектакле-концерте «В поисках жанра», 4-го – в «Павших и живых» и «В поисках жанра», 5-го – в «Гамлете».
Тем временем Станислав Говорухин вернулся на родину и первым делом отсмотрел весь материал, который в его отсутствие снял Высоцкий. Увиденное режиссеру понравилось. Он вспоминает: «Съемочная группа встретила меня словами: „Высоцкий нас измучил!“ Шутка, конечно, но, как в каждой шутке, тут была лишь доля шутки. Объект, рассчитанный на неделю съемок, был готов за три или четыре дня, он бы, наверное, снял в мое отсутствие не четыреста метров, а всю картину, если бы не нужно было строить новые декорации, готовить новые объекты. Почти все, что снял Высоцкий, вошло в картину. В частности, допрос Груздева Шараповым. Причем сам играл в этой сцене и снимал…»
6 июля Высоцкий посетил Министерство гражданской авиации. Вот как вспоминает об этой встрече тогдашний начальник Центрального рекламно-информационного агентства МГА А. Гридин: «Жаркий летний полдень. Звонок по министерской „вертушке“. Голос самого Бориса Бугаева (министр гражданской авиации. – Ф. Р.): «Должен подойти к тебе Высоцкий, придумай, как ему помочь». Просьба министра слегка озадачила: что бы это означало? Тогда ведь к поэту отношение было неоднозначное. А вот и Высоцкий собственной персоной. Пришел в очень потертых, но аккуратных джинсах, рубашке-тенниске. Что поразило (и не только меня) – подкупающая манера держаться скромно. Естественно, все мое агентство работу бросило. Каждый норовил под разными предлогами заглянуть в кабинет. А просьба действительно была необычной. В съемках очередного фильма в Канаде участвовала Марина Влади. Киноработа могла растянуться на месяцы, не видеться с ней далее невозможно. Надо бы слетать в Монреаль, да билеты не по карману. Как раз в это время на Владимира наложили достаточно крупный штраф за «незаконно» выпущенную за рубежом пластинку его песен. Не мог бы в какой-то степени помочь Аэрофлот?
Ну кто бы на моем месте отказал? Так и появился на свет официальный повод…»
В тот день между Высоцким и ЦРИА был подписан договор, согласно которому артист обязался пропагандировать МГА в своих произведениях, предоставлять ЦРИА исключительное право на издание своих стихов и песен о гражданской авиации, участвовать в рекламных кинофотосъемках, выступать в МГА с концертами, а ЦРИА взамен обязалось предоставлять Высоцкому и его жене 50-процентную скидку с основного тарифа при полетах по внутренним и международным линиям Аэрофлота.
8 июля Высоцкий взял в театре отпуск. На огромный срок – аж до 16 сентября. За это время Высоцкий и Влади собирались вволю попутешествовать по миру: пожить во Франции, съездить на Таити и т. д. Отпускные, что выписали Высоцкому в Театре на Таганке, тоже оказались не «хилыми» – 400 рублей 84 копейки.
Между тем начало отдыха сложилось для отпускников не самым лучшим образом. Они ехали на «Мерседесе» до Бреста, и километров через 500 от Москвы у машины внезапно взорвалось переднее колесо. В результате аварии у «мерса» были также разбиты дно и одна из фар. Супруги еле-еле дотянули до Берлина, где в тамошнем автосервисе все и починили. А в Кельне поставили автомобиль на двухмесячный ремонт. Причем тамошние мастера долго цокали языками и удивлялись: мол, как это можно довести такую хорошую машину до такого безобразного состояния. Высоцкий в ответ отшучивался: «Как видите, можно, если даже не захотеть». Но когда немцы назвали сумму за ремонт, ему стало уже не до шуток: 2500 марок. Таких денег у супругов с собой не было. Помог случай. В Кельне жила хорошая знакомая Высоцкого – Нэлли Белаковски (ее брат работал вторым режиссером на «Мосфильме», и через него она знала многих артистов), к которой Высоцкий и отправился за помощью. Но у той тоже таких денег не было. Однако выход женщина нашла: она предложила организовать концерт Высоцкого для русскоязычного населения. Отступать Высоцкому было некуда. Далее послушаем рассказ Н. Белаковски: «Было это в воскресенье (9 июля. – Ф. Р.). Я начала обзванивать своих друзей: