Владимир Высоцкий. По-над пропастью
Шрифт:
Успех «Антимиров» был невероятным. С тех пор таганские актеры стали нарасхват, их приглашали на так называемые «устные журналы» в НИИ, в «почтовые ящики», к студентам. Организаторов «левых» концертов гоняли, как зайцев, но количество выступлений таганцев лишь множилось. Состав время от времени менялся, но костяк оставался прежним — Высоцкий, Смехов, Золотухин.
А «Антимиры» не старели. Высоцкий объяснял все просто: «Вознесенский нам приносит все время новые стихи, и мы обновляем — вместо одних номеров входят другие...» Только автор с некоторых пор стал появляться лишь на «юбилейных» представлением — сотом спектакле, трехсотом... За что едва не поплатился. На одном из таких юбилеев Вознесенский
— Пусть Высоцкий выступит!
Андрей Андреевич смутился, насторожился и замолчал. Неловкость сгладил Высоцкий. Он вышел на сцену и сказал:
— По-моему, происходит какое-то недоразумение. В афишах сказано, что это пятисотый спектакль «Антимиров» Вознесенского, а не концерт Высоцкого.
Раздались аплодисменты — публика была рада видеть Высоцкого. А Вознесенский продолжил...
Нас с Высоцким сблизили «Антимиры», утверждал Вознесенский. В его квартире на Котельнической набережной они встречали Новый год под его гитару.. Пахло хвоей, разомлевшей от свечей. Эту елку неожиданно пару дней назад завез Владимир с какими-то из своих персонажей. Гости, сметя все со стола... жаждали пищи духовной... Ностальгический Булат, будущий Воланд Веня Смехов... Олег Табаков... Юрий Трифонов... Белла... Майя Плисецкая...
«Когда он рванул струны, дрожь пробежала... Страшно стало за него. Он бледнел исступленной бледностью, лоб покрывался испариной, вены вздувались на лбу, горло напрягалось, жилы выступали на нем. Казалось, горло вот-вот перервется...»
Высоцкому очень нравилось играть разбитного матроса-зазывалу в спектакле «Десять дней, которые потрясли мир». Перед представлением он в бескозырке, с гитарой в руках, в сопровождении Золотухина с гармошкой, озорно подмигивая, терся возле чинной публики в фойе.
Может быть, где-то театр начинался с вешалки. На Таганке — у входа. «Вас встречают не билетеры, — рассказывал Высоцкий, — а актеры нашего театра, переодетые в революционных солдат, с повязками на руках, с лентами на шапках, с винтовками, отрывают корешок билета, накалывают на штык, пропускают вас. Входите в фойе, оформленное под то время. Висят плакаты. Помост деревянный, пирамида из винтовок... Девушки в красных косынках накалывают вам красные бантики на лацканы. Даже буфетчицы в красных косынках и красных повязках.
Почему мы так решили сделать?.. Владимир Ильич Ленин сказал, что революция — это праздник угнетенных и эксплуатируемых. И вот как такой праздник решен весь спектакль». Вы входите в зал и думаете: наконец мы отдохнем, откинемся на спинку кресла и будет нормальное спокойное действо. Но не тут-то было. Выходят рабочий, солдат, матрос — с оружием выходят на сцену и стреляют вверх. У нас помещение маленькое. Они стреляют, конечно, холостыми патронами. Но звука много, пахнет порохом. Это так немножко зрителя взбодряет. Некоторых слабонервных даже иногда у нас выносят в фойе, они там выпьют «Нарзану», но так как билет достать трудно, то приходят досматривать». Начинается оправдание вот этой самой афиши. То есть, правда, «и буффонада, и стрельба, и цирк, и пантомима». Двести ролей в этом спектакле — каждый артист играет по пять-восемь. Переодеваться только успевай. У нас такое творится в гримерных...»
Наверное, Высоцкий был самым успешным, как принято нынче говорить, «агентом по рекламе» своего театра. Он с нескрываемой любовью, жаром, темпераментом, в самой превосходной
В «Десяти днях...» он переиграл много ролей — от того самого матроса до премьера Керенского. В случае нужды подменял кого угодно, зная весь текст назубок. Ну, а возникала необходимость, вместо него выходил на сцену кто-то другой. Но выходил с оглядкой.
«Театр — это конвейер, — говорил он мне в Запорожье в 1978 Роду, отвечая на вопрос о «прелестях» актерской профессии. — Но $огда ты приходишь в девять часов утра и видишь около театра Зимой замерзших людей, которые стояли в очереди всю ночь и отмечались — на руках писали номерки, то после этого как-то не поднимается рука играть вполноги. Мы играем в полную силу всегда...»
Первый период работы в Театре на Таганке для Владимира Высоцкого были своего рода годами учебы в Литературном институте. Самым ответственным экзаменом для себя он считал спектакль «Павшие и живые». Идею сделать композицию по стихам поэтов, павших в годы Отечественной войны, Любимову подсказал Константин Симонов. Юрий Петрович пригласил в соавторы фронтовика Давида Самойлова. Тот нашел других литераторов, чуть ли не однополчан.
«Создание этого спектакля — одно из самых главных событий в жизни нашего театра, — считал Высоцкий. Он с большим уважением и нежностью говорил о своих героях. — Они погибли, когда им было по 20—21 году. Это Коган, Багрицкий, Кульчицкий... Они ничего не успели сделать, кроме того, чтобы написать несколько прекрасных стихов и еще умереть. Но это много!
Мы не гримируемся, не пытаемся внешне походить на поэтов... Существо Поэта — это его стихи. Самое главное, что он сделал в
своей жизни — поэзия... Внешне изобразить поэта невозможно. Он потому и поэт, что индивидуален, ни на кого не похож».
На сцене Таганки впервые в Москве запылал вечный огонь. На авансцене стояла медная чаша, и в ней загоралось пламя. Выходил артист, просил почтить память погибших минутой молчания, и весь зрительный зал, как один, вставал. А по трем дорогам, ведущим к Вечному огню, выходили поэты и читали свои стихи. «А потом, — рассказывал своим слушателям Высоцкий, вводя их в ткань спектакля, — загораются красным эти дороги, и уходят назад, в черный бархат... Уходят, как в землю, как в братскую могилу, уходят умирать, а по ним снова звучат стихи, песни... Это такой спектакль- реквием по погибшим поэтам».
Работа над спектаклем была авральной. Собирались отметить премьерой 20-летие Победы. Даже в Ленинграде, куда театр отправился на свои первые гастроли, репетиции продолжались.
Но параллельно — вот что удивительно! — там, на гастролях, он успевал писать свои песни. «После «10 дней» мы все разгримировывались и переодевались, спешили очень после спектакля по своим делам, — вспоминала Алла Демидова. — И вот — лестница, а на лестнице стоял Высоцкий (в неизменном своем пиджачке под твид) с гитарой и пел. Ну просто так пел — от хорошего настроения — только что сочиненную песню «На нейтральной полосе цветы».