Владислав Третьяк. Легенда №20
Шрифт:
«У меня после этой неудачи такое ощущение, будто я чего-то недоделал, будто безвозвратно ушло что-то важное. Положа руку на сердце, могу сказать, что две из шести пропущенных шайб (третью и пятую) я, наверное, мог взять…».
Спустя два дня сборная СССР встречалась на льду с канадцами. Те прислали на чемпионат среднюю команду (в ней было всего три звезды НХЛ: Марсель Дионн, Рик Хэмптон и Робер Пикар), но и она сумела попортить нам нервы. Ведь их тренер Хауэлл еще накануне турнира пообещал, что его подопечные хотя бы одну команду из большой четверки (СССР, ЧССР, Швеция, Финляндия) обязательно обыграет (и слово свое сдержит, дважды обыграв шведов). Вот и на игру против нашей сборной канадцы выходили с намерением утереть нам нос. И ведь у них это едва не получилось. Как скажет после матча наш замечательный актер Евгений Леонов (он входил в советскую
Вячеслав Фетисов, забив четвертую шайбу, поставил победную точку в игре с канадцами. После финальной сирены на канадцев было страшно смотреть — так они были подавлены
И действительно, сюжет этой встречи развивался крайне драматично. К 56-й минуте (практически к концу игры) счет был ничейным — 1:1. Нервы у всех были на пределе из-за «скользкости» счета. Как вдруг, за четыре минуты до конца встречи, канадец Левер выводит свою сборную вперед. Радость забившего была столь огромной, что он три раза вынимал из сетки шайбу и снова забрасывал ее в ворота, чтобы все видели: это он, именно он, Левер, забил гол. Вместе с ним ликовала и вся команда. А также почти весь стадион Юлиуса Фучика, поскольку чехословацкие зрители в тот день болели именно за канадцев. Тогда многим показалось, что судьба матча фактически решена. Но наши ребята сотворили чудо. Видя весь этот ажиотаж, они с таким энтузиазмом ринулись в бой, что канадцы были буквально смяты. В итоге сначала Валерий Харламов сравнял счет (2:2). Потом Сергей Капустин вывел нашу сборную вперед (3:2). А затем Вячеслав Фетисов поставил победную точку в игре (4:2). После финальной сирены на канадцев было страшно смотреть — так они были подавлены.
Через два дня, волею жребия, эти сборные вновь встретились в очном поединке. Но на этот раз интриги хватило только на первый период, который закончился со счетом 0:0. Затем наши ребята переиграли канадцев, забив во второй двадцатиминутке три безответные шайбы. Общий итог встречи — 5:1 (единственную шайбу Третьяк пропустил уже под занавес игры).
Потом была игра со шведами, которых советские хоккеисты победили еще более уверенно — 7:1 (единственную шайбу Третьяк пропустил во втором периоде, когда судьба матча была уже фактически решена — наши вели 6:0).
14 апреля, в последний день чемпионата, состоялся решающий матч между сборными СССР и ЧССР. К этому моменту хозяева турнира, набрав 18 очков, лидировали, а наши отставали от них на два очка. Поэтому сборной СССР надо было обыгрывать чехословаков, причем с разницей в две шайбы. Задача была, как говаривал вождь мирового пролетариата, архисложная, поскольку у хозяев на этом турнире была самая надежная защита (они пропустят меньше всех шайб — 21). Кроме этого, им помогала группа штатных психологов, настраивая их на каждую игру. У наших ребят тоже были свои «психологи» — артисты юмористического цеха Евгений Леонов, Борис Владимиров и Вадим Тонков («комические старухи»). Накануне решающего матча произошел такой эпизод. Леонову нужно было срочно улетать в Москву, в театр, однако в вестибюле гостиницы он случайно столкнулся с кем-то из наших хоккеистов. «Вы что, уезжаете, Евгений Павлович?» — удивился спортсмен. «Да вот, пора, в Москве ждут», — развел руками артист. «А как же мы?» — последовал новый вопрос. И столько печали было в голосе спортсмена, что сердце Леонова дрогнуло. «Да гори оно все огнем!..» — махнул он рукой и отправился назад в свой номер.
Вспоминает В. Третьяк: «В воскресенье, 14 мая я проснулся в 8.30. С улицы почти не доносился шум автомобилей — верный признак выходного дня. Приведя себя в порядок, я спустился на второй этаж, где в просторной комнате рядом с рестораном столовалась наша команда. Почти все уже оказались в сборе. Завтракали молча. Я обратил внимание на лица ребят: они были, как бы это сказать, отрешенные, что ли… Или замкнутые.
Позавтракав, каждый молча вставал и спешил к дверям. Я понимал своих товарищей, потому что и сам испытывал желание побыстрее остаться один, избежать лишних разговоров. Проглотил яичницу с ветчиной и тоже направился к себе в комнату. В коридоре меня догнал наш врач: «Ты знаешь, — сказал он, — сегодня заболел Сережа Капустин (один из лучших игроков того чемпионата, войдет в символическую сборную мира . — Ф.Р. ). У него высокая температура». — «Играть не сможет?». Сапроненков с сомнением пожал плечами. Кажется, и сегодня спать ему не довелось: глаза у него запали, под ними — черные круги…
Перед обедом я пригласил Сашу Пашкова на прогулку. В Праге было прохладно. Белые церемонные свечи прятались в кронах каштанов. Над Влтавой сдержанно пели дрозды. Я вдруг поймал себя на мысли, что и сейчас совсем не испытываю волнения.
Пообедав, я по своему обыкновению крепко уснул. Сон был глубоким и чистым, как у младенца. Через полтора часа я встал свежим и еще более спокойным. Чем ближе был матч, тем увереннее я себя чувствовал…
Мы вышли на лед, и я сразу увидел, что наши соперники выведены из равновесия: бледные лица, скованные движения. Хозяев не взбодрило даже то, что болен Сергей Капустин. И хотя он (вот настоящий парень!) вышел на площадку, чтобы поддержать нас, соперники, конечно, знали о том, что у Сергея высокая температура…».
В том матче наши потеряли не только Капустина: по ходу игры был травмирован нападающий Александр Мальцев, а затем и защитник Владимир Лутченко (у нас на площадке играло пятеро защитников, вместо шести). Но желания победить у наших ребят все-таки было поболее, чем у хозяев. Вот и первую шайбу забили именно они: Балдерис, прозванный за виртуозное катание «балериной», филигранно проскочил между двумя чехами — Кайклом и Бублой — и забил первый гол. Как ни старались хозяева отыграть эту шайбу, ничего у них не получалось. Наши защитники и Третьяк стояли как стена на их пути. Здорово играли и нападающие. О чем свидетельствовал следующий факт: во втором периоде наши играли в меньшинстве и сумели увеличить разрыв. Все произошло неожиданно для чехов. Михайлов поймал рукой летящую по воздуху шайбу и, вместо того, чтобы отбросить ее к бортику, бросил ее себе на клюшку и переадресовал Петрову. И тот забил гол. Счет стал 2:0. Но и это была еще не победа.
Владислав Третьяк, Сергей Капустин и Владимир Мышкин (слева направо) на тренировке в учебно-тренировочном центре
На последней минуте периода, когда уже хозяева играли в меньшинстве, к нашим воротам прорвался Мартинец. Третьяк выкатился из ворот и загадал желание: мол, если отобью эту шайбу, мы — чемпионы. И ведь отбил! Вот как он сам об этом вспоминает:
«Я отразил шайбу, но в следующее мгновение Мартинец наткнулся на меня, сбил с ног, сразу образовалась куча-мала… А где шайба? Вот она миленькая, лежит в двадцати сантиметрах от линии ворот.
Соперники на всякий случай всей командой высыпали на лед, начали обниматься, а гола-то нет! «Ноу! — кричу я судье Пирсу. — Ноу!». А он и сам видит, что гола не было…».
В начале третьего периода, когда Владимир Голиков забил третью шайбу, многим показалось, что судьба матча решена. Многим, но только не чехословацким хоккеистам. Они словно проснулись после долгой спячки и ринулись на штурм ворот Третьяка. И уже спустя две минуты капитан сборной ЧССР Иван Глинка сумел наконец «распечатать» ворота «непробиваемой двадцатки» (так называли нашего голкипера). До конца игры оставалось чуть больше 10 минут, и у хозяев появился реальный шанс испортить нам «обедню»: ведь нам нужна была победа с разницей в две шайбы и на табло был заветный результат — 3:1. И чехи решили во что бы то ни стало забить еще один гол. Для этого в бой были брошены лучшие силы. А у нас чуть ли не полкоманды было травмировано. Не играли Капустин, Мальцев, Лутченко, Васильев (прямо на скамейке у него случился сердечный приступ, который в итоге сыграет свою роковую роль — этот выдающийся хоккеист проживет всего 62 года). А тут в самом конце игры получил двухминутный штраф Билялетдинов. Трибуны буквально взорвались, требуя от своих любимцев подвига. Это был, наверное, самый драматичный момент игры. Как вспоминает все тот же В. Третьяк:
«Я никогда не смотрю на табло во время матча, не считаю оставшегося времени. А тут, каюсь, не выдержал, поднял голову — осталось продержаться пятнадцать секунд. Пятнадцать секунд, и все — мы чемпионы. Только пятнадцать… Это были самые длинные секунды в моей жизни. Я считал про себя: «…три, две, одна».
А когда прозвучала сирена, я на мгновение потерял контроль над собой — клюшку разнес о лед вдребезги. Я что-то кричал, и нам что-то кричали.
А на скамейке, не стыдясь, плакал Тихонов…».