Владивосток - Порт-Артур
Шрифт:
Глава 6. На сопках Маньчжурии.
Квантун. Май - июнь 1904 года
– Да, господа, Куропаткин и вправду произвел на меня странное... не побоюсь даже сказать - неприятное впечатление, - изрек после некоторой паузы Михаил, - С одной стороны, конечно, ни в знаниях, ни в профессионализме ему отказать нельзя, но все эти вздохи и логические
Вы опять как в воду глядели, хорошо хоть Штакельбергу он приказ дал... С другой стороны, куда бы он делся теперь против прямого приказа Алексеева. Его подчиненность наместнику как главнокомандующему на театре государем еще 15-го числа подтверждена окончательно. Жаль, конечно, что сам Евгений Иванович выехал во Владивосток. Но раз он захотел лично с Всеволодом Федоровичем и тамошним бомондом вопросы судостроения и судоремонта обсудить, значит поводы для беспокойства есть. Тем более, что еще и новая начинка для снарядов - это тоже очень серьезно, что поделаешь...
Да и то сказать, если бы не телеграмма брата, хотел ведь задержать нас в Мукдене... Ну, каков красавец этот господин Куропаткин?! МЕНЯ задержать!!!
– Михаил Александрович, а что Вы, собственно хотели? Вы ему под Артуром - только лишняя головная боль и помеха. А случись что с Вами - так вааще... Тем более, что вся наша бронезатея им тоже воспринята без энтузиазма. Верно ведь сказал кто-то из наших старых генералов: "Куропаткина - главнокомандующим? А Скобелевым при нем кого?" У него же на лице написано - мой план войны гениальней, чем у Кутузова, и не вашего "великого" ума дело! А уж тем более какого-то недоразвитого морского...
Сидевший напротив Великого князя и Балка, кавторанг Русин, улыбнувшись одними уголками губ, с грустью в голосе проговорил:
– Да уж, Василий Александрович, это Вы верно подметили! Вас этот великий полководец даже в упор через лупу не различил бы. Как, практически, и меня, грешного. Сдается мне, что весь труд по копированию для Куропаткина и его штаба моего доклада о состоянии японской военной экономики и прочем... Так... Напрасная трата чернил. Все что выведали и узнали в Японии я и мои друзья, некоторые с риском для жизни, кстати, - все это пустяки в сравнении с ЕГО пониманием противника, которое сложилось во время посещения нашим министром Японии по приглашению Оямы. Слава богу, что ни Макаров, ни Алексеев так не считают.
Что же до планов его нынешнего маньчжурского штаба, то все предельно понятно. То есть - отступать можем хоть до Урала - Москвы-то за спиной нет. Будем сокращать свои коммуникации, а японцы растягивать. Будем изматывать их в оборонительных боях, а если еще и Артур в осаду возьмут и под ним завязнут подольше - вообще прекрасно! Скопим сил потихоньку, чтоб вдвое-втрое побольше солдатиков... А потом и прихлопнем япошек не раздумывая о тактике, экономике и прочей ерунде. Мне на это Харкевич прямо намекнул, а Кузнецов, начальник оперативного отдела, подтвердил. Мы с ним знакомы хорошо, еще задолго до того как меня морским агентом в Токио определили. Так что
– Правильно все. Идеально по-штабному. Только абсолютно не учитывает ни международной обстановки, ни финансовых последствий затягивания войны, ни настроений в стране, находящейся на пороге бунта...- пробурчал Балк.
– Ну, уж на счет бунта, это вы передергиваете, конечно, - вскинулся Великий князь.
– Да нет, не передергиваю, Ваше высочество. Все как поближе к низам нахожусь, с какой стороны ни посмотреть...
– Простите, что встреваю, но боюсь я, господа, что Василий Александрович истинную правду говорит. Неспокоен народ-то...- подал голос с дальнего конца стола отец Михаил, - святую истинную правду. Меня в этом многое убедило. Пока в Санкт-Петербург и обратно добирался, много с кем говорил я в пути. И ведь не только же о победе над ворогом желали и напутствовали...
Заступничества люд простой ищет от несправедливостей властных... Землепашец совсем туго живет. От наделов так скоро один пшик останется. Что, куда деток-то? Не дай, господи, неурожай... Ведь голод же опять будет! Вот и думают людишки как помещиков с земли согнать. И, не дай господи, полыхнет. Так ведь не как в прошлые два года пойдет. Тогда ведь только хлеба брали. А в ответ - додумались! Стрелять... Теперь уж жечь будут. Нельзя было губернаторам и земским в усадьбы войско-то ставить... Нельзя было...
Работник фабричный тоже страдает от штрафов и самовластностей заводчиков разных. Ведь ежели Государь на казенных верфях и заводах восьмичасовой день трудовой установил, то, оно, конечно, справедливым бы было и на заводах частных сделать. Люд работный ждет...
А господа-то толстосумы наши примеру сему человеколюбивому следовать совсем не спешат. Как и сверхурочных справедливо оплачивать. Им, стало быть, царев пример и царево слово вовсе и не указ. А инспектора фабричные сплошь да рядом безобразия сии покрывают. Видно не бесплатно тож... И молчать о сем долее не должно. В нашем кругу и подавно...
Отец Михаил обвел глазами разом притихших офицеров, после чего задумчиво продолжил:
– Поговаривают в народе, что это наши богачи сами специально народ мутят, да карбонариям и анархистам разным денег под тишком дают, чтоб руками народными республиканства себе добыть, парламент этот... Чтоб совсем без царя в голове! А там - сколько приплатишь, то тот тебе выборные указ и отпишут. Искушение от нечистого. Слаб человек... Не зря, поди, в газетах то смешки да фельетоны разные печатают про эти французские штучки. Бесовство. Оно бесовство одно и есть...
А тут опять же война... И где они, союзнички наши республиканские?
Я так, господа офицеры, разумею - чем дольше война сия протянется, да еще, не дай Бог, разобьют нас... Раз, два, три... Отступать начнем... Раненых да увечных в Россию отправлять... Всякое тогда может статься. Даже загадывать не хочется.
– Спасибо, отец Михаил, за правдивое слово... Только вот до пугачевщины новой нам сейчас...
– Великий князь хотел еще что-то добавить, но почему то промолчал, задумчиво глядя на проплывавшие в абрисе пулеметной бойницы броневого борта покрытые зацветающим гаоляном холмы.