Владивосток - Порт-Артур

Чернов Александр Борисович

"Якумо", поставленный в хвост японской колонны как самый тихоходный, поначалу страдал меньше - по нему вели огонь только переметнувшийся на русскую службу "Память Корейца", причем главным калибром только из кормовой башни, и старик "Рюрик". Но и у него хватало проблем - неожиданно плотный и частый огонь "Рюрика" стал для командующего крейсером каперанга Мацучи откровением. Для верности открыв в Джейне страницу с "Рюриком" Мацучи снова и снова переводил взгляд с изображенного на бумаге силуэта на ощетинившийся вспышками выстрелов оригинал. Ну, смену мачт на более легкие не заметить было тяжело, но почему с "Рюрика" прилетает настолько много снарядов, причем явно, калибром больше шести дюймов? Прописанные в Джейне и ожидаемые

две восьмидюймовки на такое не способны даже по паспорту. А уж в реальном бою и подавно.

Со вздохом отложив очевидно не точный справочник, японец стал пытаться в подзорную трубу пересчитать орудия на палубе и в казематах русского крейсера. Недоверчиво хмыкнув полученному результату, Мацучи начал было считать снова. Получившийся у него, после подсчета более ярких вспышек выстрелов восьмидюймовых орудий, результат был заведомо не верен. Утроенный по сравнению с проектным бортовой залп главного калибра? Но его внимание было отвлечено первым попавшим в "Якумо" русским снарядом...

После получаса боя ни одна сторона не имела ни малейшего преимущества. Количество попаданий с обеих сторон было примерно одинаковым. Японские крейсера были слишком хорошо забронированы для того, чтобы всерьез надеяться избить их восьмидюймовыми снарядами до потери боеспособности. Они выдерживали и многочасовые бои против настоящих броненосцев. На потерю пары стоящих на верхней палубе орудий, японцы ответили выбиванием пары казематов с русскими пушками. Хотя по сравнению с боем при Ульсане, в оставленном Карпышевым мире, потери русских при аналогичных попаданиях были в разы ниже. Сказались дополнительные перегородки между казематами и противосколочное прикрытие всего, что можно и нужно было прикрывать. На стороне русских было большее водоизмещение, дополнительные меры по защите кораблей и скверный характер японских взрывателей. Обе стороны могли надеяться или на удачный тактический ход, или "золотой снаряд". Новый тактический ход попробовал Руднев, а вот с золотым снарядом повезло скорее японцам.

Адмирал Камимура нервничал. Разумеется, со стороны этого не было заметно. Он все так же сосредоточенно следил за противником и так же резко отдавал необходимые приказания. Однако в разговоре с начальником штаба он перешел на "личности" что было совершенно нехарактерно для сдержанного японца.

–  Я начинаю думать, что Руднев на самом деле потопил "Асаму". Я не верил утверждениям, что "Асаму" потопил "Кореец", даже с учетом слухов, что там дело было нечисто. Не могла канонерка хоть что-то сделать броненосному крейсеру. Я полагал, что по неосторожности, в нервном напряжении перед первым боем с европейской державой, экипаж "Асамы" допустил взрыв погреба ГК, а все списали на противника. Однако этот русский адмирал действует так, словно в него вселились демоны. Может они, и впрямь помогли ему потопить "Асаму"?

Источником нервного состояния адмирала были два русских бронепалубных крейсера, зависшие на носовых курсовых углах "Идзумо". Их снаряды теоретически серьезно не угрожали боеспособности флагмана, но были неприятны. А несколько особо сильных разрывов подталкивали к мысли, что огонь ведется не только из шестидюймовок.

Но что делать, адмирал никак не мог решить. Перенос огня на русские бронепалубники означал потерю половины бортового залпа "Идзумо", причем с учетом того, что огонь нужно было размазать по двум крейсерам, то можно было рассчитывать только на единичные попадания в русские корабли. А это для крупных крейсеров неприятно, но не принесет потери боеспособности, а просто испугать русских адмирал уже не надеялся. Мысль об изменении курса, чтоб иметь возможность стрелять всем бортом была настолько чудовищна, что Камимура ее отогнал сразу. Придется отвернуть от русских броненосных крейсеров, от более слабого или, в крайнем случае, равного противника! Никогда!

Адмирал уже несколько раз порывался приказать

перенести огонь всего, что дотянется на русские бронепалубники, но каждый раз останавливался. Сквозь уважение к талантливому и серьезному противнику все сильнее стало пробиваться раздражение. Напрашивалась аллегория: дерутся два серьезных самурая. Вокруг бегает ребенок одного из них и, время от времени, дергает второго за... гм... яйца. Не смертельно. Но неприятно. Конечно, если обратить внимание на этого ребенка от него мокрого места не останется. Но ведь взрослый-то самурай этим воспользуется. Но и не обращать внимания... Дергает, дергает... А ну как все-таки оторвет?

* * *

Медленно позволяя себя догонять, "Варяг" с "Богатырем" постепенно увеличивали огневое воздействие на японского флагмана. Первый попавший с "Варяга" восьмидюймовый снаряд ударил в борт "Идзумо", и его отнесли на счет "Громобоя" и "России".

Но последовавшее через пять минут второе попадание, в бок носовой башни, отнести на счет находящихся на левом траверсе броненосных крейсеров русских было уже нельзя. В башне от сотрясения перебило половину лампочек, телефонов и циферблатов управления стрельбой. Башенный дальномер вместо реальной дистанции до цели упорно показывал десять кабельтов, хотя даже на глаз до обстреливаемой "России" было не меньше 35. Хуже того, началась течь из уплотения сальников гидравлической системы привода самой башни. Сколько еще она сможет вращаться до падения в системе давления, сказать было сложно, резервная электрическая система никогда не внушала доверия. А уж поворачивать эту махину вручную, это значит снизить и так не самую высокую скорострельность. Кроме того в "Идзумо" с бронепалубников уже попало порядка десяти шестидюймовых снарядов. Они действительно не смогли пробить брони пояса, башни или траверса, но передняя труба уже опасно качалась на растяжках, и после еще пары попаданий должна была свалиться.

Камимура, наконец, решился и приказал перенести на "Варяга" огонь всего, что могло до него добить. Увы - в момент поднятия на мачте "Идзумо" флажного сигнала о переносе огня удачный снаряд с "Богатыря" разметал по мостику японского флагмана сигнальщиков и их ящики с сигнальными флагами. Осколками того же снаряда были перебиты и фалы по которым эти флаги поднимались на фок мачту. Жестоко избиваемый продольным огнем легких русских крейсеров "Идзумо" с каждым новым попаданием все менее подходил для выполнения роли флагманского корабля.

Да, все механизмы и орудия японца были надежно прикрыты непроницаемой для шестидюймовых снарядов броней. Но каждое попадание в трубу - это падение тяги в котлах и как следствие падение скорости крейсера и всей колонны. Каждый снаряд, разорвавшийся у раструба вентилятора, - это смятый воздуховод, по которому в топки котлов всасывается уже меньше кислорода, и снова - падение хода. Пара пробоин в небронированной носовой оконечности крейсера, это не только дополнительная вентиляция подшкиперсокой, но и затопления каждый раз когда нос крейсера ныряет в поднятый тараном бурун.

И пусть один снаряд, сделавший эти пробоины, достаточно безвредно разорвался на бронированном траверсе (вспучивание палубы, многочисленные осколочные повреждения и шесть раненых в лазарете). Второй, с несработавшим (традиция однако, хотя после смены взрывателей на русских снарядах не взрыв попавшего в цель снаряда стал из правила скорее исключением) взрывателем, подобно бильярдному шару проскользил по бронепалубе, пока не завяз в переборке у каземата шестидюймового орудия. Где и пролежал, пугая прислугу своим мрачным видом, до конца боя. А заодно пожары и выведенные осколками из строя орудия на верхней палубе, переполненные лазареты, невозможность подать сигнал идущим сзади мателотам и прочие радости плотно обстреливаемого корабля. И все это без единого пробития брони!