Владычица Безумия
Шрифт:
Все, выходившее за рамки сонного не-бытия острова, казалось его обитателям чем-то знаменательным и необычайным. Неудивительно, что эшва так вцепилась в находку. Эта вещь, свалившаяся на нее из ниоткуда, давала служанке повод без зова появиться в покоях своей повелительницы.
Дочь Азрарна лежала, по своему обыкновению, на шелковой постели меж красных колонн, погруженная в вечное созерцание пустоты. И несмотря на то, что это оцепенение во всем походило на смерть, девушка выглядела прекраснее всех принцесс обоих Миров. Кровь есть кровь, сказал бы любой, кто увидел ее.
Дальнейшие
Так или иначе, но Олору остался в зале. Один. Вернее, наедине с той, к которой так стремился. Теперь никто не мог помешать ему. Эшвы не представляли для поэта серьезной угрозы, а демоны не заглядывали на туманный остров. Даже Азрарну не могло придти в голову, что кто-то чужой сумеет пробраться незамеченным в самое сердце его страны. К тому же, Азрарн сейчас мчался по белой дороге вслед за сворой красных гончих, натравленных на душу несчастного Лак-Хезура. Истинной целью их был не он, а то, что он принес собой в Нижний Мир. Но Олору к этому времени успел улизнуть.
Итак.
Янтарное сияние начало шириться, разрастаться, обретать форму и контур, пока наконец не превратилось в юношу в богатой и причудливой одежде, с шелковыми золотыми волосами и горящими в полутьме янтарными глазами. Этот обольстительнейший юноша приблизился к постели и взглянул на прекрасную принцессу, погруженную в сон — или в сонное не-бытие, или в медитативный транс, неважно. Последний раз он видел ее еще ребенком. Теперь ее детское очарование сменилось такой красотой, что у Олору на миг перехватило дыхание. Затем он склонился над ней так низко, что пряди его золотых волос коснулись ее щеки. Осторожно и бережно, словно выпивая росу из чашечки диковинного цветка, он тронул губами ее веки, такие выпуклые и прозрачные, что, казалось, глаза девушки смотрят сквозь них. Она не пошевельнулась. Тогда, едва дыша, он поцеловал ее в губы. От этого поцелуя пробудился и зазвучал весь остров, как пробуждается музыка, едва чьи-нибудь пальцы коснутся струн лютни.
И тогда она, конечно же, открыла глаза.
— О прекраснейшая и удивительнейшая из всех девушек, — проговорил Олору так тихо, что едва ли услышал сам себя. — Твой отец ненавидит тебя и предал опале. Но я, твой давний паж и слуга, вернулся к тебе. Быть может, ты помнишь меня?
Синие глаза — что за короткое и пустое слово «синий»! оно означает цвет, но не в силах передать его — внимательно оглядели того, кто утверждал, будто давно знает дочь Азрарна. Губы девушки не шевельнулись ни разу, но взгляд сказал внятно и не без иронии: «Нет, не помню. Но ты можешь попытаться напомнить мне.»
— Верно. Но не здесь и не сейчас. Здесь и сейчас я в большой опасности. Я пошел бы на любые муки ради того, чтобы ты была счастлива. Но если ты хочешь услышать мою историю, вели рассказать ее в более безопасном месте.
Говоря это, он взял ее руки в свои. Она спокойно и отрешенно смотрела на него, даже не подняв головы от подушек. Она не знала, сколь высоко ее рождение, сколь благородна кровь, текущая в ее жилах, но знала, что мать называла ее Завех — «пламя», а отец, пусть и шутя, дал ей свое имя — Азрарна.
Тогда она заговорила. Олору услышал одно-единственное слово:
— Как?
Олору поцеловал ее руки — одну за другой. Она не удивилась, только горькая улыбка тронула ее губы. Сначала о ней всячески постарались забыть, теперь этот гость целует ей руки и умоляет о чем-то. Неужели теперь так будет всегда?
Олору почувствовал эту улыбку и поднял глаза. И начал объяснять, что для него не составит никакого труда избежать всех опасностей, если он будет с ней, потому что она в любой миг может уйти — не только с острова, но и из самого Нижнего Мира. Она снова улыбнулась, на этот раз недоверчиво.
— Нет, это правда, — настаивал Олору. — Только подумай. Он — Азрарн. Но кто такая ты? Ты — дочь Азрарна. — И с удовлетворением увидел, что она задумалась над этим — явно впервые в жизни.
Поднявшись с постели, она принялась расхаживать взад-вперед. Ее длинные волосы шлейфом волочились по коврам. Остановившись, она снова взглянула на Олору. Тот по-прежнему стоял на коленях у постели, но смотрел на нее. Она протянула ему руку решительным и властным жестом. Сжав ее пальцы своими, затянутыми в цветной шелк, Олору повлек ее к выходу. Словно дети, проскакали они по ступеням, выбитым в темном камне, и помчались по мощеной дорожке к берегу.
У моря сидели бестелесными глыбами эшвы. Почти не замедляя быстрого шага, дочь Азрарна пробормотала что-то, и они послушно посторонились с дороги.
Над самой кромкой прибоя клубился туман, накрывая плотным куполом весь остров. Дочь Азрарна сложила из пальцев какую-то сложную фигуру и заливисто свистнула. Это был совсем не тот свист, которым мальчишки Верхнего Мира пугают птиц, получившийся звук вообще не походил на свист, он скорее напоминал трель маленькой серебряной флейты. Она слышала этот звук лишь однажды, когда отец пришел за ней, чтобы забрать в свое царство. Но прекрасно могла его воспроизвести. Она знала, что означает этот свист. Им отец призывал лошадей.
Ее сердце, еще недавно подобное куску льда, теперь билось очень часто, и ровно через семь ударов сгусток мглы прорвал завесу тумана, а прибой вспенился, подняв тучу брызг. Конь, черный, как ночь, с адамантовыми глазами, выскочил на песок и принялся бить копытом, порываясь вновь взмыть в небо.
Дочь Азрарна взглянула на Олору.
— Я готова. А ты?
— А я отныне — всецело в твоем распоряжении. И полагаюсь на твое великодушие. И нет во всем мире иной вещи, которой я отдался бы с большим восторгом.