Владычица магии
Шрифт:
– Умер? – фыркнул Гарион. – Тетя Пол наверняка бы спасла его.
– Именно леди Полгара сообщила мне, что жизнь юноши в опасности, но честь не позволяла ему бросить товарищей, та самая честь, что побудила Леллдорина остаться и не стать причиной нашей задержки.
Рыцарь криво усмехнулся.
– Думаю, слова мои понравились ему не больше, чем тебе, но зато он будет жить, а это самое главное, не так ли?
Гарион молча уставился на ехавшего с высокомерным видом мимбрата, ярость внезапно испарилась, юноша понял, что вел себя
– Простите, – неохотно пробормотал он, – я и в самом деле не понимал, что вы делаете.
– Неважно, – пожал плечами Мендореллен. – Многим неясны мои поступки. Но пока я уверен, что мотивы благородны, мнение остальных меня не беспокоит. Однако я рад, что имел возможность объясниться с тобой, – ведь нам предстоит долгое совместное путешествие, а всякая неприязнь в таких случаях опасна.
Они некоторое время ехали молча; Гарион старался привести мысли в порядок.
Должно быть, он и вправду недооценивал Мендореллена.
Добравшись до широкого тракта, они вновь повернули на юг и продолжали путь под угрюмым, низко нависшим небом.
Глава 8
Арендийская равнина расстилалась перед ними – необозримое пространство, заросшее высокой травой, где поселения встречались очень редко. Ветер, гуляющий по полям, был пронизывающим и холодным, грязно-серые облака клубились в небе.
Необходимость оставить раненого Леллдорина повергла всех в уныние, и путешественники почти целыми днями ехали молча. Гарион держался позади вместе с Хеттаром и вьючными лошадьми, стараясь находиться как можно дальше от Мендореллена.
Хеттар, казалось, часами мог обходиться без слов, но через два дня Гарион намеренно попытался вывести олгара с ястребиным лицом из глубокого раздумья.
– Почему ты так ненавидишь мергов, Хеттар? – полюбопытствовал он, не найдя лучшей темы для беседы.
– Все олорны ненавидят мергов, – спокойно ответил тот.
– Да, – согласился Гарион, – но у тебя, кажется, это связано еще с чем-то личным. Разве не так?
Хеттар, скрипя кожаной курткой, устроился поудобнее в седле.
– Они убили моих родителей, – пробормотал он.
Гарион словно ощутил тяжелый удар в грудь, внезапно вспомнив о собственной семье.
– Как это случилось? – выпалил он, не успев сообразить, что Хеттар, возможно, не желает исповедоваться.
– Мне было семь, – глухо, без всякого выражения, начал Хеттар. – Мы собрались навестить семью матери – она была из другого племени. Пришлось проезжать около восточных укреплений, и тут случился набег мергов. Лошадь матери споткнулась, она вылетела из седла, и мерги появились прежде, чем мы с отцом успели помочь ей. Они убили моих родителей не сразу. Очень много времени прошло. Помню, как мать вскрикнула всего однажды – в самом конце.
Лицо олгара было холодно-бесстрастным, как скала, а монотонный спокойный голос делал рассказ еще более ужасающим.
– После того как мои родители перестали дышать, мерги обвязали мне ноги веревкой и потащили по земле за лошадью. Когда веревка наконец порвалась, они посчитали меня мертвым и бросили на дороге. Как сейчас слышу их веселый смех.
Через два дня меня нашел Чо-Хэг.
Гарион на миг так ясно представил себе искалеченного одинокого ребенка, брошенного в пустыне Восточной Олгарии, выжить которому помогли только скорбь и всепоглощающая ненависть.
– Я убил первого мерга в десять лет, – продолжал Хеттар по-прежнему бесстрастно. – Он пытался скрыться от нас, но я сбил его и вонзил копье между лопаток. Мерг завопил, когда копье пробило его насквозь, а я почувствовал себя лучше. Чо-Хэг подумал, что если я увижу смерть мерга, то излечусь от ненависти.
Но он был не прав.
Лицо высокого олгара было абсолютно лишено всякого выражения; длинная прядь на макушке трепыхалась на ветру. Казалось, в душе его царит ледяная пустота, словно там нет других чувств, кроме одного, не дающего спокойно спать, мучающего день и ночь.
В эту секунду Гарион смутно осознал, что имел в виду господин Волк, предостерегая об опасности, грозящей тем, кто одержим идеей мести, но тут же прогнал навязчивую мысль. Если Хеттар может жить с этим, значит, такое существование под силу и ему. Гарион неожиданно почувствовал безмерное восхищение одиноким человеком, сознательно идущим столь мрачным беспросветным путем.
Господин Волк был поглощен беседой с Мендорелленом; оба замедлили ход, что позволило Хеттару и Гариону догнать их. Некоторое время они ехали вместе.
– Такова наша природа, – меланхолично заметил рыцарь в сверкающих латах. – Чрезмерная гордыня – проклятье наше, причина войн, опустошающих бедную Арендию.
– Это можно исправить, – возразил Волк.
– Как?! Гордость у нас в крови. Сам я – крайне миролюбив и доброжелателен, но даже меня не миновала национальная болезнь. Более того, распри наши столь древние, что уходят корнями в историю: прежде всего необходимо очистить души от язв. Мир не продлится долго, друг мой. Уже сейчас в лесах поют астурийские стрелы, направленные в мимбратов; Мимбр в отместку сжигает астурийские дома, зверски убивая заложников. Боюсь, война неизбежна.
– Нет, ты не прав, – покачал головой Волк.
– Но как предотвратить ее? – нахмурился Мендореллен. – Кто может излечить нас от безумия?
– Я, если придется, – спокойно ответил Волк, откидывая на спину серый капюшон.
– Ценю твои добрые намерения, Белгарат, – едва заметно усмехнулся Мендореллен, – но даже ты ничего не сможешь сделать.
– Нет на свете ничего невозможного, – деловито заметил Волк. – Чаще всего я предпочитаю не мешать забавам других людей, но не могу позволить, чтобы именно сейчас в Арендии вспыхнул пожар войны. И если будет нужно, сделаю все, лишь бы помешать совершиться очередной глупости.