Владычица небес
Шрифт:
Когда Конан вылез из лодки и обернулся к островитянам, они сумели прочитать в его глазах то, что он вряд ли решился бы сказать вслух. Сорок улыбок стали ему ответом.
Не меньше, чем киммериец, были поражены добротой этих несчастных людей и его спутники. Трилле заплакал как дитя, а Клеменсина сняла с запястья тонкую золотую цепочку искусной работы и, подойдя к прекрасному Ганимеду, надела ему на шею. Юнец отшатнулся было от нее, но Шениро, улыбаясь, сказал:
— Не бойся, Ганимед, ты не заразный. У тебя сухая форма проказы, а это совсем другое дело. Вот я…—
Тут улыбка сошла с его губ, и, прикрыв ладонью правую сторону лица, он отошел и встал за спину старику Льяно.
— Постой, Клеменсина, —
К вящему изумлению и негодованию Повелителя Змей, у коего сразу высохли слезы на глазах, Конан достал тот самый золотой медальон, что был найден в песке у селения туземцев, а затем подарен вождю.
— О, брат мой… — пробормотал Трилле. — Но откуда же…
В ответ на это киммериец только пожал плечами. Приблизившись к Ганимеду, он снял с его шеи золотую цепочку Клеменсины, прицепил к ней медальон и снова повесил на шею парню. Еще он хотел сказать что-нибудь хорошее — и ему, и другим прокаженным, но язык так и не повернулся. Фыркнув, варвар посмотрел на девушку. Она поняла. Сделав шаг к островитянам, стоявшим в отдалении от них, Клеменсина приложила руку к сердцу и сказала:
— Может, в солнечную погоду Митра заметит блеск этой безделицы, что висит сейчас на шее Ганимеда…
Увы, более ничего подходящего в голову ей не пришло. Да и что с того, если Митра заметит блеск медальона? Не приладит же он Ганимеду новые руки! Не вернет же Шениро глаз, а старику Льяно пальцы на ногах!
Прокаженные тем не менее оценили эти слова. Разулыбавшись, они все потянулись к Ганимеду, желая поближе посмотреть на чудесный подарок гостей. Один Невида Гуратти проковылял к Конану, остановился в пяти шагах от него и прогудел:
— Не теряйте времени. Если отплывете сейчас, нынче к ночи вы будете уже на месте. Я хочу, Конан, чтобы ты нашел Кармашана и отправил его к Нергалу в пасть. А еще я хочу, чтобы ты… — он замялся. — В общем, коли доведется тебе встретить Хаврата или других ребят, не рассказывай им, во что превратился весельчак Невида Гуратти…
Не расскажу, — решительно мотнул головой Конан. — И, клянусь Кромом, я не забуду тебя, Невида. Пусть молния врежет мне между глаз, если через двадцать или тридцать лет меня спросят: «Помнишь ли ты Невиду Гуратти?», а я скажу, что нет.
Наконец-то слова нашлись! Конан заметил, что в глазах несчастного сверкнула слеза, а тронутый язвой рот дрогнул в попытке улыбнуться.
— Прощай, Конан, — выдохнул он, повернулся и потащился прочь, уже не оглядываясь.
— Прощай, Конан! — заговорили тут и остальные. — Прощай, милая Клеменсина! Трилле, прощай!
— Торопитесь! — громко крикнул Шениро, перебивая всех. — Пока попутный ветер, торопитесь!
— Торопитесь, — говорил и старик Льяно.
А путешественники уже сидели в своем новом судне. Шестом, взятым из лодки туземцев, Шениро оттолкнул их от берега. Весла взлетели над темной водой раз, другой, третий… Спустя всего несколько вздохов — глубоких и печальных — и лодка уже неслась по Мхете, а остров становился все меньше и меньше… И фигуры прокаженных тоже становились меньше, пока не исчезли совсем в голубой утренней дымке тумана…
К вечеру вдалеке показались стены древнего Бвадрандата — города, выстроенного прародителями вендийцев в незапамятные времена на берегу Мхете. Конан бывал там однажды. Длинные, очень узкие (в пять шагов шириной), очень грязные и кривые улочки, приземистые крепкие дома из железного дерева, в центре — дворцы, поражающие великолепием мозаичной 0 тДелки и пластами золота на широких ставнях, и — Пыль. Отчетливее всего киммериец помнил как раз пыль. Она забивалась в уши, в ноздри, клубилась перед глазами, покрывала волосы и одежду, так что все горожане с первого взгляда виделись
Ганимед рассказал Конану, что ближайший путь в Мандхатту лежит именно через Бвадрандат. Следовало пройти его насквозь, затем у восточных врат города нанять слонов, пересечь на них небольшую пустошь, а далее мелководную речушку, за коей и проходила граница королевства.
Причалив к берегу, спутники препоручили лодку на хранение рыбаку — низкорослому, тощему и столь же древнему, как сам город, — отдав за услугу сию один из подаренных им кинжалов в кожаных ножнах. Второй кинжал уже висел на поясе Трилле — с разрешения варвара, конечно, — чем парень был чрезвычайно горд и доволен. Поднявшись по тропе к серым, словно пропитанным здешней пылью, полуразрушенным стенам, спутники вошли в Бвадрандат — нелепый и великолепный одновременно. Пышность и богатство царили тут наравне с нищетой и ветхостью, жирные смуглолицые купцы проплывали в роскошных паланкинах рядом с бегущими по своим делам щуплыми и тоже смуглолицыми оборванцами.
Конан не помнил дороги в таверну, зато хорошо помнил, что таверен всякого рода было здесь великое множество — на каждой улице по паре, а то и больше. Действительно: не успели они сделать и тридцати шагов, как увидели заскучавшего в отсутствии прохожих зазывалу — толстяка в белых шароварах и ярко-красном тюрбане на круглой как шар голове. В руке его намертво была зажата трещотка, коей он немедленно завертел, едва завидя троих чужестранцев.
Впрочем, и без его помощи они не прошли бы мимо. Запахи, доносящиеся из гостеприимно распахнутой двери, волновали не только обоняние, но и душу. Тонкие, удивительно нежные ароматы смешались с грубыми запахами жаркого и половой тряпки; голодный учуяв их, умилялся и спешил войти; сытый, напротив, раздражался и устремлялся прочь. Спутники были голодны- А посему, не раздумывая и мига, они спустились на две ступеньки вниз и потребовали у хозяина мяса, рыбы, хлеба и вина.
В ожидании заказа Трилле и Клеменсина с любопытством оглядывались по сторонам. Зал был мал, пол заплеван и протерт до дыр, зато столы так и сверкали скобленными крышками, а меж ними ползал шикарно одетый, зевающий во весь беззубый рот подавальщик. Еле волоча ноги, он приблизился к путешественникам, уставился черными выкаченными глазами на киммерийца, и ловко швырнул на стол блюдо с жарким. Затем, все не отрывая взора от поразившего его своей статью и мощью Конана, потащился к новым посетителям — двум кривоногим и похожим друг на друга как две капли воды торговцам рыбой. Сели они за соседний стол.
Трилле сморщился от резкого запаха протухшей воды и рыбьей чешуи, посмотрел на пришельцев грозно, однако никакой реакции не дождался. Они были так же вялы и сонны, как здешний слуга, а тот, в свою очередь, как те рыбины, что шевелились еще в их корзинах.
Варвар, который и сам давно хотел спать, перевел ленивый взгляд в угол таверны и… огромный кусок мяса застрял у него в горле. Он поперхнулся, закашлялся. Трилле и Клеменсина с удивлением посмотрели туда же. Не требовалось слов, дабы объяснить им, что произошло с Конаном. В дальнем углу, за маленьким круглым столиком, сидела… Да, ее можно было назвать красавицей, хотя на самом деле для таких девушек еще не придумано истинного названия. Белые пышные волосы ниспадали на узкие плечи, волнами покрывая высокую грудь; голубые, почти прозрачные глаза, обрамленные черными густыми ресницами, глядели на жалкий мирок таверны нежно и спокойно; казалось, она не осознавала еще своей поразительной Красоты, но было видно, что годы ранней юности уже Миновали — сейчас она вступила в ту пору, когда девушка уже прозывается женщиной, и даже слепец Не ошибется в этом, лишь заслышав звук ее чудесного бархатного голоса.