Владычица Озера
Шрифт:
«Пять лет назад, — подумала королева Мэва, — пять лет назад мозг Калантэ, Львицы, в которой текла кровь Кербинов, разбрызгался по плитам двора, того двора, что виден сейчас из окон. Калантэ, чей гордый портрет висит в коридоре, была предпоследней, в жилах которой текла королевская кровь. После того как утонула ее дочь Паветта, осталась только внучка, Цирилла. Впрочем, возможно, умерла и Цирилла, если слухи не лгут».
— Прошу, — махнул рукой Кирус Энгелькинд Хеммельфарт, иерарх Новиграда, которого, принимая во внимание его возраст и всеобщее уважение, per acclamationem [62] избрали председателем переговоров. — Прошу занимать места.
Per acclamationem
Единогласно (лат.).
Расселись,
«От старого шпика надо было бы избавиться, удалить от стола совещаний, — подумал иерарх. — Король Хенсельт и даже юный Кистрин уже позволили себе довольно кислые замечания, того и жди демарша со стороны представителей Нильфгаарда. Этот Сигизмунд — человек не того положения, а кроме того — особа с сомнительным прошлым и скверной репутацией, persona turpis. [63] Нельзя допустить, чтобы присутствие persona turpis оскверняло атмосферу переговоров».
Persona turpis
Отвратительный тип (лат.).
Руководитель нильфгаардской делегации, барон Шилярд Фиц-Эстерлен, которому за круглым столом досталось место точно напротив Дийкстры, приветствовал шпиона вежливым дипломатическим поклоном.
Видя, что все расселись, иерарх Новиграда сел тоже. Не без помощи служек, поддерживавших его под трясущиеся руки. Иерарх сел в кресло, много лет назад изготовленное специально для королевы Калантэ. У кресла была удивительно высокая, украшенная изумительно красивой резьбой спинка, что выделяло его среди остальных кресел.
Круглый стол — стол, конечно, круглый, но должно же быть видно, кто здесь самый важный.
«Значит, здесь, — подумала Трисс Меригольд, осматривая комнату, гобелены, картины и многочисленные охотничьи трофеи, в том числе шкуру совершенно незнакомого ей рогатого зверя. — Здесь, после достославного разрушения тронного зала, состоялась знаменитая приватная беседа Калантэ, ведьмака, Паветты и Заколдованного Йожа, когда Калантэ дала согласие на этот странный марьяж. А Паветта была уже беременна. Цири родилась чуть больше восьми месяцев спустя… Цири, наследница престола… Львенок кровей Львицы… Цири, моя маленькая сестренка, которая сейчас где-то далеко на юге. К счастью, уже не одна. Вместе с Геральтом и Йеннифэр. В безопасности. А может, они снова меня обманули?»
— Присаживайтесь, милые дамы, — поторопила Филиппа Эйльхарт, с некоторого времени внимательно присматривавшаяся к Трисс. — Владыки мира вот-вот начнут один за другим произносить инаугурационные речи, я не хотела бы упустить ни слова.
Чародейки, прервав кулуарные сплетни, быстро заняли свои места. Шеала де Танкарвилль в боа из серебристых лис, придающем женственность ее строгой мужской одежде, Ассирэ вар Анагыд в платье лилового шелка, чертовски тонко сочетающем в себе скромную простоту и шикарную элегантность. Францеска Финдабаир — царственная как всегда. Ида Эмеан аэп Сивней, как всегда таинственная, Маргарита Ло-Антиль, как всегда — воплощение достоинства и серьезности. Сабрина Глевиссиг в бирюзе, Кейра Мец в зеленом и нарциссово-желтом. И Фрингилья Виго. Удрученная. Грустная. И бледная прямо-таки
Трисс Меригольд сидела рядом с Кейрой, напротив Фрингильи. Над головой нильфгаардской чародейки висела картина: наездник мчится галопом среди рядов ольх, ольхи протягивают к нему чудовищные руки-ветви, издевательски скалятся страшными пастями дупел. Трисс невольно вздрогнула.
Стоящий посреди стола трехмерный коммуникатор действовал. Филиппа Эйльхарт заклинанием повысила резкость изображения и звук.
— Как вы видите и слышите, — сказала она не без ухмылки, — в тронном зале Цинтры, этажом ниже, точно под нами, владыки мира сейчас принимаются решать судьбы именно этого мира. А мы здесь, этажом выше, присмотрим за тем, чтобы мальчики не очень-то резвились.
К воющему на Эльскердеге существу присоединились другие. Бореас Мун не сомневался: это не волки.
— Я тоже, — сказал он, чтобы оживить замершую было беседу, — мало чего ожидал от цинтрийских переговоров. И вообще никто из тех, кого я знал, не надеялся, что из них будет что-нибудь путное.
— Важен был, — спокойно возразил пилигрим, — сам факт начала переговоров. Простой и прямой человек — а я, с вашего позволения, такой человек и есть — думает просто и прямо. Простой человек знает, что дерущиеся короли и императоры настроены друг против друга так воинственно, что, будь у них достаточно силы, они просто поубивали бы один другого. А ведь перестали убивать и вместо этого уселись за круглый стол. Почему? Да потому что силенок-то уже нет. Проще говоря, они бессильны. И из-за этого бессилия их солдаты не нападают на дома простых людей, не убивают, не калечат, не сжигают хаты, не режут детей, не насилуют жен, не угоняют в неволю. Нет. Вместо этого владыки солдат столпились в Цинтре и совещаются. Возликуйте же, о едоки хлеба. Возрадуйтесь!
Эльф поправил прутиком стреляющее искрами полено в костре, искоса взглянул на пилигрима.
— Даже простой и прямой человек, — сказал он, не скрывая сарказма, — даже радующийся, да что там, прямо-таки ликующий, должен понимать, что политика — та же война, только малость по-иному ведущаяся. Должен понимать и то, что переговоры — тот же торг. У них одинаковый самодействующий приводной механизм. Достигнутые успехи обусловливаются уступками. Здесь выгадываешь — там теряешь. Иными словами, чтобы одних можно было купить, других необходимо продать.
— Воистину, — сказал после недолгого молчания пилигрим, — это настолько просто и очевидно, что поймет любой человек. Даже очень простой и прямой.
— Нет, нет и еще раз нет! — взревел король Хенсельт, дубася кулаками по столу так, что повалился кубок и подскочили чернильницы. — Никаких дискуссий на этот счет! Никаких торгов по этому вопросу! Конец, schluss, [64] deireadh!
— Хенсельт, — спокойно, трезво и дружелюбно проговорил Фольтест, — не усложняй. И не компрометируй нас своим ревом перед его превосходительством.
Schluss
Конец (нем.).
Шилярд Фиц-Эстерлен, участвовавший в переговорах в качестве представителя империи Нильфгаард, поклонился с лживой улыбкой, коия имела целью дать понять, что фокусы каэдвенского короля нимало его не волнуют и не занимают.
— Мы договариваемся с империей, — продолжал Фольтест, — а между собой вдруг начинаем грызться, словно псы? Стыдись, Хенсельт.
— Мы договорились с Нильфгаардом по таким сложным вопросам, как Доль Ангра и Заречье, — с кажущимся равнодушием проговорил Дийкстра, — было бы глупо…