Владыка морей ч.2
Шрифт:
— Тот самый, — хмуро отвел глаза Григорий. Эти несообразности его, как человека широчайших взглядов, угнетали чрезвычайно.
— А как ты относишься к тому, чтобы Олимпиады снова проводить? — спросил князь, но увидев побагровевшее от негодования лицо архиепископа, добавил: — Под патронажем твоей епархии, конечно…
— Ф-ф-фу! — Григорий вытер пот, выступивший на лбу.
Это было очень неожиданно, но и сулило немалые перспективы. Олимпиады запретили не из-за того, что там кто-то соревновался. Вовсе нет! Просто в то время поклонение старым богам еще цвело буйным цветом, а Олимпиада, переполненная языческими ритуалами, являлась одним из символов прежней жизни. Собственно, из-за этих самых ритуалов ее и запретили. А соревноваться
— Так что думаешь? — пытливо посмотрел на него князь.
— Думаю, если демонов языческих славить не будут, то нет в той затее греха! — решительно сказал Григорий, но потом смутился. — Точнее, есть, но он простителен. В Писании про безнравственность таких соревнований ничего не сказано. А мне, княже, приходится иногда грехи убийства и прелюбодеяния отпускать. Что там те скачки! Мелочь! Благословляю!
— Скачки, бег, метание копья, стрельба из лука, штанга, кулачный бой…, — поднял глаза к потолку князь. — Тут ведь как развернуться можно! О-го-го! И это только летние виды!
— Ты ведь, государь, затеял это, чтобы людей сплотить? — спросил его Григорий, и Самослав молча кивнул.
— Хорошее это дело, — улыбнулся Григорий. — Вся Греция на время Олимпиад перемирие устанавливала. Каждый себя эллином чувствовал, а не афинянином или жителем Коринфа. Благое это дело! Давай следующим летом и проведем!
— Следующим летом я не смогу, — поскучнел князь. — У меня большой поход намечается. И пока в том деле слишком много неизвестных, владыка. Я могу сразу вернуться, а могу и на пару лет застрять. Это во многом зависит от того, что за весть нам Вацлав принесет.
В то же самое время. Карфаген. Африканский экзархат. Империя ромеев.
Что делает нормальный грек, когда его город берет в осаду орда варваров? Коста не угадал. Правильный ответ таков: он устраивает праздник с музыкой, танцами и веселыми девками. Он надирается до невменяемого состояния и узнает, что в городе хозяйничают дикари только утром, когда его кто-то нежно пощекочет копьем и поведет на площадь, где уже сидят его соседи и родственники, приготовленные для продажи. Сиракузы, Антиохия, Карфаген и множество других городов потеряли свою свободу из-за легкомыслия жителей, недооценивающих врага. Нет ошибки страшнее, чем эта! Это Косте в бытность его в Новгороде вдолбили намертво. Потому-то они никуда не спешили, перекрыв все трое ворот, что вели из великого когда-то города.
К удивлению Косты, здесь лишь немногие слышали про Ганнибала. Опускающаяся на мир тьма невежества не обошла стороной и Карфаген, который за последнее тысячелетие был разорен дотла трижды: римлянами, вандалами и снова римлянами, а потому выглядел теперь, как самый обычный городок ромейского Востока, пыльный и скучный. Каменные здания со сводчатыми окнами и черепичной крышей были отстроены лишь в центре, а по окраинам лепились невысокие глинобитные лачуги с плоской крышей, в одной из которых и прятался предатель Никита. Театры и цирк пришли в запустение, базилики стали церквями, а акведук пересох навсегда. Так было повсеместно. Города пустели, а жители их перебирались на землю, бросая ремесло, которое уже не могло их прокормить. И все-таки несмотря на голод и чуму, в римской провинции Африка проживало не меньше людей, чем в Египте. Пшеница, мед и оливковое масло производились здесь в невероятном изобилии. Африка была богата, и с каждым годом все меньше нуждалась во власти константинопольских императоров, впавших к тому же в монофелитскую ересь.
Командовал операцией лично Вацлав Драгомирович, а потому все окрестные кривые улочки были разведаны заранее, дыры в заборах пересчитаны, а пути возможного отступления перекрыты. На все это ушло
— Он мертвый там, — хмуро сказал Косте воин, взмахом руки приглашая в дом. — Зарезали!
Никита лежал на полу, разбросав руки, а на его лице было написано удивление, которое не смогла стереть даже смерть. Он покинул этот мир небыстро. Его ударили несколько раз в живот, а потом в грудь. И убили его не один день назад. В доме изрядно воняло.
— Эк его раздуло! — поморщился Коста. — Едва узнать можно.
— Он знал того, кто его убил, — задумчиво повел взглядом по сторонам Вацлав. — Следов борьбы нет. Он не ожидал этого.
Они осмотрели домишко. Самая обычная лачуга, слепленная из обожженного на солнце кирпича. Крошечное окошко, куда едва влезет кулак. Излишество в этом климате, где пустынные суховеи несут порой огромные тучи песка. Грубый стол и широкая скамья, она же постель. Посуда на столе, пара кувшинов с тухлой водой. Сундук… Что в сундуке? Да ничего необычного. Смена одежды, кинжал, бляха с вороном и пара сандалий. Денег нет. А это еще что?
В сжатой ладони Вацлав увидел обрывок папируса, как будто Никите сначала дали что-то прочесть, а потом, убив, отняли. Небольшой кусок, совсем небольшой.
— Прими его… Благосл… горий… Да что же это? — озадачился Вацлав и передал обрывок Косте.
Рекомендательное письмо, наверное. Написано на латыни, которая в ходу и здесь, в Африке, и в Испании, и в Италии, и в Бургундии. Никиту поманили наградой, обещали укрыть, но вместо этого зарезали. А ведь похоже… Roma traditoribus non premia. Рим предателям не платит, как сказал Сервилий Цепион неким испанцам перед тем, как отрубить им головы. Эти испанцы имели глупость предать своего вождя, чем Сервилия Цепиона немало выручили. Старый принцип имперской политики.…горий? Это подпись? Григорий? Тогда все сходится.
— Дерьмо! — выругался Вацлав. — Все-таки местный экзарх виновен! Это очень плохо!
Дом перевернули вверх дном и не нашли больше ничего. Даже земляной пол пролили водой, чтобы найти место, где недавно что-то зарыли. Но нет. Земля здесь была подобна камню. Ее не тревожили очень давно.
— Что же, — задумчиво сказал Вацлав, когда они с Костой вышли на улицу, чтобы глотнуть свежего воздуха. — Уходить надо отсюда, и быстро, пока не прихватили нас здесь. Встретимся вечером, в порту. В харчевне меня жди.
Ночь в этих землях падает быстро, словно ловчий сокол из-за тучи. Вот вроде бы только что день был, а глазом моргнул, и нет его! И дневного пекла нет. Опустившаяся на город чернильная темнота вмиг прогнала лютый испепеляющий зной. С моря задул прохладный ветерок, делая жизнь тут скорее терпимой, чем приятной. Месяц август, как никак! Пик летней жары, когда яичницу можно жарить просто на плоском камне безо всякого огня.
Добрые люди ночью спят, но кто сказал, что матросы — это добрые люди? Никогда римляне не считали их за людей. Они их презирали, ставя чуть выше проституток и гладиаторов. Старые императоры даже обувь запрещали им носить, чтобы от уважаемых граждан отличались. Потому-то не писан матросам закон, и гуляют они так, словно последний день на свете живут. А может и, впрямь, последний? Море, оно ведь коварно! Это понимали все, а потому городская стража не особенно лезла в портовые кабаки. К людям не пристают? Ножами не размахивают? Город по пьяному делу не жгут? Ну и ладно! Пусть гуляет морская душа. Он, может, утопнет завтра. Или подохнет прямо на весле от того, что сердце откажет из-за непомерной нагрузки. Век моряка короткий, так пусть проживет его ярко. Так рассуждали стражники, которые благоразумно не совались в портовые заведения без острой необходимости. Там было людно и шумно, а значит, именно там и следовало вести тот разговор, который сейчас шел.