Владыка Смерти

Ли Танит

Подкрепившись, Симму и Кассафех отправились дальше — несмотря ни на что, они были молоды той молодостью, которая не имеет ничего общего с возрастом или незрелостью.

Они оба похудели. Но не стали от этого менее прекрасными. Иначе и не могло быть. Они шли молча, отчасти из-за того, что пустыня не располагала к разговорам; да и Кассафех не была болтлива. Три года она почти ни с кем не разговаривала. Кроме того, все, что она хотела, она всегда могла сказать красноречивым жестом и выражением лица, не говоря уж об изменяющемся цвете глаз. Кассафех, не отрываясь, смотрела на Симму, смотрела так, как женщина смотрит на любимого мужчину, бесконечно очарованная им и своей любовью. Кассафех влюбилась в него в тот момент, когда, подняв светильник, увидела лежащим в своей постели, но она до сих пор ничего не знала о Нем. Незнакомец вошел к ней, очаровал

ее и увел ее с собой. И тем же незнакомцем Симму оставался до сих пор. Он ничего не рассказывал о своем прошлом, видимо не считая это важным. Не говорил Симму и о будущем, хотя оно-то уж наверняка будет значительным. Ну, а теперь он был героем, демоном, молодым леопардом и ее возлюбленным. И Кассафех этого казалось вполне достаточно. Что касается Симму, то он, наконец, вспомнил кое-что из своего прошлого, свою звериную сущность, безмолвную, повинующуюся инстинктам. Он, казалось, любил Кассафех, хотя, вероятно, его чувство вовсе и не было любовью. Может, он любил ее из-за того, что находил в ней что-то звериное, в первую очередь красоту зверя. Однажды он ушел в поисках еды, а, вернувшись, увидел, что его спутница уснула в полуденном пекле. Половину ее загорелого тела жгло солнце, половину скрывала тень той скалы, под которой он ее оставил. Кассафех раскинулась во сне, ее волосы походили на застывший свет, струившийся с прекрасного, не человеческого лица, и Симму видел в ней газель, рысь, змею. Она была для него скорее сестрой, чем женой. Но Симму всегда страстно желал ее. И это приносило неповторимое наслаждение во время путешествия через пустыню — отдушина, среди бесконечных поисков пищи и цели пути.

То, что они были всегда вместе, связало их за время пути неразрывными узами. Лишь это и фляга, висевшая на поясе Симму.

Наконец, месяц или год спустя, они перевалили через гряду высоких дюн и увидели, что местность внизу изменилась. Конечно, нельзя сказать, что там все цвело и зеленело, но впереди лежала менее выжженная земля, не опутанная призрачными сетями ослепительного солнечного сияния.

Спустившись на равнину, путники столкнулись с зарослями колючих растений. Кое-где возвышались даже чахлые засохшие деревца.

На следующий день путники нашли старую заброшенную дорогу, местами занесенную песком. На закате Симму и Кассафех обычно делали привал. И хотя юноша по ночам обычно бродил неподалеку от спящей девушки, в этот раз он уступил просьбе Кассафех. Ночь — самое подходящее время для любви. Вечером, расположившись на ночлег у одинокой скалы, путешественники увидели маленькую змейку, которая танцевала под музыку солнца и пустыни, а может, ее просто дразнил невидимый песчаный дух. Симму привычным движением подозвал змею к себе, и та обвилась вокруг его руки, тихо шипя.

После этого он взглянул на Кассафех и в ослепительно-голубых глазах прочел явную просьбу: «Научи этому и меня». И Симму начал учить ее. Кассафех оказалась способной ученицей. Она легко усваивала сверхъестественные знания и прилежно применяла их на практике. Вскоре девушка достигла больших успехов и уступала в этом искусстве только самому Симму.

Когда на землю спускались холодные ночи, травы на равнине сверкали от инея, Симму и Кассафех прижимались ближе друг к другу, чтобы сохранить тепло. Однако теперь по ночам было не так холодно, как в пустыне, к тому же путники в любой момент могли развести костер из сухих стеблей травы и ветвей мертвых деревьев.

Однажды Кассафех сидела у костра и пристально смотрела на пламя. Вдруг она громко сказала:

— Я вижу большой город, твой город.

— Был город. Его больше нет.

— Ты будешь королем! — заявила Кассафех, не понимая, впрочем, собственной настойчивости. Близость цивилизованных земель разбудила в ней купеческую дочь, ведь она только отчасти была духом.

Симму непонимающе взглянул на свою спутницу, но ее красота погасила его легкое раздражение. Кассафех казалась ему лишь невинной дочерью стихий. Небо, огонь и кошка. Когда-то героя покорила хитрость девушки (он с восхищением вспоминал о светильнике под ложем), но еще более очаровало его случившееся потом.

Однако порой бывает достаточно лишь слова. Или двух. Город. Король.

Глава 2

На рассвете по дороге через долину брел, пошатываясь, Йолсиппа, бродяга. Примерно час назад он случайно вышел на эту дорогу и теперь шел по ней, утопая в песке, в сторону бесплодной пустыни. Это был человек средних лет (хотя годы не научили его ничему,

кроме злодейств, и, что еще хуже, злодейств бестолковых, не приносящих никакой выгоды), толстый и вульгарный, неудачник, жадный до жизни. В его левом ухе красовался поддельный рубин, а в правой ноздре — позолоченное кольцо. Его одежда представляла собой невообразимую смесь тряпок и заплат всевозможных цветов и оттенков, украшенную стеклянными драгоценностями, порядком изодранную и грязную. Да и сам Йолсиппа был чрезвычайно грязен. С пояса его свисал ужасающего вида нож, при помощи которого он пытался избавиться от многочисленных недругов, кредиторов и закона. Однако этот нож так ни разу и не отведал крови — единственно благодаря неповоротливости и слабому желудку своего владельца. Вряд ли Йолсиппа кого-то жалел — разве что в самой философской и туманной форме: он рыдал на казнях и похлопывал нищих по плечу, старательно не замечая их чаши для подаяний, но в то же время ничего не стоило его до смерти напугать. И ведь надо же было такому человеку избрать карьеру карманника, срезающего кошельки, вора, а чаще всего — знахаря-шарлатана! Не далее чем два дня назад в десяти милях отсюда Йолсиппа объявил себя знахарем в маленьком городке на краю пустыни. У него в запасе были склянки с зеленой мазью, чтобы удалить уродливые пятна на теле; склянки с красной мазью, чтобы лечить язвы и раны; амулеты для защиты от демонов; смолы и порошки, возбуждающие любовную страсть; а также настойки, эту страсть успокаивающие. Кроме того, шарлатан продавал книжки с яркими картинками, описывающими приключения героев, и истории эротического содержания. Народ в городке оказался сговорчивым, и люди покупали товары Йолсиппы скорее из интереса к чему-то новому, искренне веря в их полезность. Торговля шла замечательно, пока не случилось несчастье.

Вообще Йолсиппа не особенно был влюбчив, но существовало одно-единственное условие, немедленно и неудержимо повергающее его в состояние любовного безумия, — косые глаза, причем не имело значения, кому они принадлежали — мужчине или женщине. Ныне остается лишь догадываться о причинах этой странности. Возможно, Йолсиппу в его нежные годы нянчила женщина с подобным физическим недостатком, из-за чего впоследствии напряжение его орудия стало ассоциироваться с косоглазием.

Снова и снова Йолсиппа заставлял себя идти в притоны и спал со шлюхами, глаза которых не косили, в надежде избавиться от смешного пристрастия. Но все его усилия оказались напрасны. Он ничего не мог с собой поделать. Конечно же, многим страдающим косоглазием это очень нравилось. Однако на этот раз косоглазый, которого Йолсиппа мельком увидел в толпе в городке на краю пустыни, оказался чемпионом кулачного боя, человеком семи футов ростом, с чудовищно широкой грудью, кабаньим брюхом и бычьей шеей.

Йолсиппа прекрасно понимал всю глупость своей страсти, но, как только два налитых кровью, косящих глаза остановились на нем, он задрожал от охватившего его желания. Чтобы избавиться от вожделения, не было смысла пользоваться собственными снадобьями, так как он их готовил из воды, спирта и ослиной мочи. А раз так, то, заперев товары в повозке, Йолсиппа отправился в таверну, где обычно отдыхал знаменитый кулачный боец. Робко подобравшись к скамье, где сидел объект его страсти, Йолсиппа примостился рядом с великаном и с дрожью в голосе залепетал:

— О, внушающий страх господин, не подскажете ли вы мне какое-нибудь место, где я смог бы передохнуть сегодня ночью?

— Пойди в ночлежку, — буркнул чемпион.

— А может быть, господин согласится разделить со мной свою комнату? Я бы не остался в долгу, ведь в этих местах так трудно найти пристанище.

— Сколько? — спросил боец, не считавший свое ложе священным. К тому же он вот уже месяц не участвовал в хорошо оплачиваемых боях. Йолсиппа, дрожа всем телом, назвал цифру. Боец назвал другую. Йолсиппа, забыв о жадности во имя любви, уступил.

Едва ли хоть один новобрачный пребывал в таком нетерпении, как Йолсиппа в этот вечер. Когда наконец стемнело, шарлатан отправился в комнату бойца, но тот еще не пришел. «Что же, все к лучшему», — подумал Йолсиппа, решив, что чем больше вина выпьет его возлюбленный, тем хуже будет соображать.

Но вот боец, спотыкаясь, стал подниматься по лестнице; затем ввалился в комнату и рухнул на кровать. Йолсиппа, однако, не мог позволить закрыться этим соблазнительным глазам. Он протянул руку и игриво погладил бойца, а когда тот тихо пробормотал что-то, Йолсиппа немедля взгромоздился на его тушу и, постанывая от нетерпения, приготовился к вторжению.