Власть-2
Шрифт:
– Да? Скажите пожалуйста, как это мило с твоей стороны.
– Да… ты видишь: я тебя люблю…
Она опускает глаза.
– Не говори мне так.
– Зачем?
Ай Аллах!… Не говори. Прощай.
Она быстро уходит. И долго еще между серыми тополями мелькает ее черное пальто.
11 февраля.
Именно сегодня я бы охотно убил Президента.
Он стал осторожен. Он прячется у себя во дворце, и мы напрасно следим за ним.
Мы видим только военных. И они видят нас. Я думаю поэтому
Я узнал: заседание правительства Узбекистана, где будет присутствовать он, перекинули на 16 февраля. Он понял, что его хотят взорвать. Но это ему не поможет. Я радуюсь заранее победе. Я вижу кровь на его костюме. Вижу его пышные похороны. Слышу пение молитв моллы. Я хочу ему смерти.
Я хочу ему "огня и океана огненного".
12 февраля.
Эти дни я как пьяный. Вся моя воля в одном: в моем желании убить.
Каждый день я зорко смотрю: нет ли за мной шпионов. Я боюсь, что мы посеем, но не пожнем, что нас арестуют. Но я не сдамся живым.
Я живу теперь в гостинице "Узбекистан", на улице Хамзы. Вчера принесли мне мой паспорт. Я остаюсь один. Неужели за мной следят?
Мы встретились на Паркентском базаре, у рыбной лавки: я, Саша,
Гулом, Фориз, и Хосиййат. Они в кожаных куртках.
Я говорю:
– Шестнадцатого президент проводит мероприятие. Планы изменились.
Что делать? Кто первым взрывает его?
Саша волнуется:
– Я.
У него грязно белые волосы, серые глаза, бледный лоб. Я вопросительно смотрю на него. Он повторяет:
– Я должен это сделать.
Гулом ласково улыбается:
– Нет, Саш, я ждал это очень давно. Не огорчайся: За мною первое место. Фориз равнодушно пыхтит сигарой. Я спрашиваю:
– Фориз, а ты?
– А что я? Я всегда готов. Как говориться, человеком был я в мире, это значит быть борцом!
Тогда я говорю:
– Президент, вероятно, уедет быстро, раньше всех. Поэтому нельзя медлить. Саша подъедет первым.
Все молчат.
По железнодорожному полотну вьются тонкие рельсы. Столбы телеграфа уходят вдаль. Тихо. Только проволока гудит.
Саша молчит. Я беру его под руку.
– Помни, Саш, что сказал Мохаммед: А когда они увидели его близко, обезобразились лики тех, которые не веровали, и сказали им:
Так что, не удивляйся ничему.
14 февраля.
Осталось всего два дня. Через два дня Президент будет убит. Образ
Мехрибон встал перед моим взором. Я закрываю глаза, я хочу его воскресить.
Я знаю: у нее черные длинные волосы, у нее тонкие руки. Но я не вижу ее. Я вижу мертвую маску. И все-таки в душе живет тайная вера: она опять будет моею.
Мне теперь все равно. Вчера была гроза, гремел первый гром.
Сегодня трава умылась
На закате поет желтый соловей. Но я это не замечаю. Я почти забыл о
Мери. Ну, пусть она любит и мужа, пусть она не будет моею. Я один. Я останусь один.
Я так говорю себе. Но я знаю: уйдут короткие дни, и я опять буду мыслью с нею. Жизнь замкнется в кованый круг. Если только уйдут эти дни…
Сегодня я шел по бульвару. Еще пахло дождем, но уже щебетали птицы.
Справа, на мокрой дорожке рядом со мной, я заметил какого-то парня. Он был в штатском, но это чекист, в длинном желтом пальто. Я понял это, и свернул в глухой переулок. Он стал на углу и долго смотрел мне вслед.
Я спрашиваю себя опять: не следят ли за мною?
Вечером Саша пришел ко мне в номер. Мы вышли на улицу, сидим на скамье в сквере.
– Хасан, вот и конец.
– Да, Саш, конец.
– Как я рад. Как я буду счастлив и горд. Знаешь, вся жизнь мне чудится сном. Будто я на то и родился, чтобы умереть и… убить. Бог всем людям раздал беду поровну. Всем по заслугам он посылант несчастья. А может кому - то и без вины…
Белая мечеть уходит куполами в небо. Внизу на солнце блещет фонтан. Саша спокоен. Он говорит:
– Трудно в чудо поверить. А если в чудо поверишь, то уже нет вопросов. Зачем насилье тогда? Зачем меч? Зачем кровь? Зачем "не убий"? А вот нет в нас веры. Чудо, мол, детская сказка. Но слушай и сам сказки, сказка иль нет. И быть может вовсе не сказка, а правда.
Ты слушай.
Он вынимает черный, в кожаном переплете Коран. Открывает заранее приготовленную страницу. "Рука Аллаха - над их руками. А кто нарушит, тот нарушает против самого себя. А кто выполняет то, о чем заключил завет с Аллахом, тому даст Он великую награду''.
Саша закрыл Коран. Я молчу. Он задумчиво повторяет:
– "Аллах! Он даст великую награду…"
В синем воздухе вьются соловьи. За парком в мечети воспевают азан. Саша вполголоса говорит:
– Слышишь, Хасан, два дня, даже один день…
– Ну?
– Класс! Хасан.
– Что, Саша?
– Слушай.
Саша умолк. Тихо.
– Слышал, Хасан?
– Слышал.
– Разве мелочь? Ответь.
– Саш, ты веришь?
– Да, Хасан, - "блаженны не видевшие и уверовавшие". Когда б не солнечным был глаз, не мог бы солнце он увидеть.
– Да, ничего.
Тает день, становится прохладно. Саша приподнимается, надувает щеки.
– Ну, Хасан, прощай. Навсегда. И будь счастлив.
В его серых глазах грусть. Я говорю:
– Саш, а "не убий?"…
– Нет, Хасан, - убий.
– Это ты говоришь?
– Да, я говорю. Убий, чтобы не убивали. Убий, чтобы люди по-Божьи жили, чтобы любовь освятила мир.
– Это кощунство, Санек.
– Знаю. А "не убий" - не кощунство?
Он протягивает мне обе руки. Улыбается большой и светлой улыбкой.