Власть без славы. Книга 1

Харди Фрэнк

— Можете не беспокоиться. Мы теперь предоставим эту комиссию Дэйви Гарсайду. А вот меня беспокоят лягавые. Тут и сейчас один торчит, он уже несколько месяцев шляется в клуб и собирает улики.

Услышав эту новость, Пэдди энергично потер ладонью лысую макушку. Барни Робинсон уверял, будто Пэдди оттого и облысел: слишком усердно растирал голову в минуты душевного расстройства.

— Как же так, Джек? Вы уверены? Откуда вы знаете?

— Один сыщик сказал.

— А кто этот лягавый, вы знаете?

— Догадываюсь.

— Да как же он сюда пробрался?

А для чего же тогда наши втерлись в школу сыщиков? Прозевали, значит?

— Уж как-то пробрался. О’Флаэрти тоже не дурак. Это его рук дело, черт его подери.

— Что же вы будете делать, Джек?

— Я думаю, это Бэдсон. Он сейчас тут. Вчера, когда мне сказали про это, мы с Фрэнком пошли к нему на квартиру, но не застали, а от его матери ничего не удалось узнать. Вот я с ним сейчас потолкую. Мы его спросим напрямик.

Джон Уэст вышел в зал и отыскал высокого молодого человека в длинном черном пальто.

— Мне надо с вами поговорить, — сказал он.

Тот покраснел, но, не споря, пошел за Джоном.

— Боров, поди-ка сюда на минуту, — на ходу бросил через плечо Джон Уэст.

В кабинете Уэст уселся за стол; Пэдди Вудмен стал рядом.

— Ваша фамилия — Бэдсон?

— Да, — смущенно ответил Бэдсон, оглядываясь в поисках стула.

— Вы служите в полиции? — в лоб спросил Джон Уэст.

Бэдсон промолчал, вертя в руках шляпу; вошел Боров и остановился у него за спиной.

— Неужели вы опустились так низко, чтобы пойти служить в полицию? — спросил Пэдди.

— Если это должен быть разговор с глазу на глаз, пусть эти люди уйдут, — сказал Бэдсон.

— Это мое дело, кто уйдет, а кто останется, — отрезал Джон Уэст.

— Зачем вы вчера вечером приходили ко мне на дом? — спросил Бэдсон.

— Приходил узнать, не выиграл ли ваш билет, — солгал Джон Уэст. — Но вы не ответили на мой вопрос. Вы служите в полиции?

— Нет.

— Разрешите вас обыскать?

Бэдсон положил шляпу на стол, медленно снял пальто, пиджак и жилет и протянул все это Джону Уэсту; тот с сомнением посмотрел на него, потом стал обшаривать подряд все карманы: немного денег, несколько клочков бумаги, пачка табаку, железнодорожный билет и еще кое-какая мелочь, но ничего уличающего.

Джон Уэст поднялся из-за стола, подошел к Бэдсону и в одном из брючных карманов обнаружил записную книжку. Он быстро перелистал ее, затем внимательно просмотрел каждую страничку, но они были чистые, не исписанные. Он со злостью швырнул книжку на стол и начал ходить из угла в угол, точно зверь в клетке.

— Я же знаю, вы из тех лягавых, что работают на О’Флаэрти. Я вам точно могу назвать день, когда вы нанялись в полицию. Я все знаю!

Бэдсон беспокойно следил за каждым его движением.

— Нечего мне зубы заговаривать. Мне все известно. С тех пор как я открыл клуб, О’Флаэрти нанял тридцать человек, чтобы шпионить за мной. А через полгода их всех вышибли. — Джон Уэст с угрожающим видом остановился перед Бэдсоном. — И вас тоже вышибут. Этому О’Флаэрти шею свернуть надо за то, что он зря губит таких вот парней. — Уэст уже почти кричал. —

Будь я его родным братом, я все равно бы ему шею свернул. Слышите? Ему надо шею свернуть!

— Но я же вам сказал, что не служу в полиции и не знаю никакого О’Флаэрти, — с отчаянием произнес Бэдсон, косясь через плечо на Борова.

Джон Уэст с размаху стукнул кулаком по столу.

— Довольно врать! Говорят тебе, я все знаю: ты — полицейский, подлый шпик, лягавый.

— Но тогда… тогда зачем же вы меня спрашиваете? — запинаясь, пробормотал Бэдсон.

— Слушайте, — более мирным тоном заговорил Джон Уэст. — Вы обманули меня. Вы работаете на О’Флаэрти. Я это знал с первого дня; я сказал об этом правлению, но все-таки мы вас не трогали. Мы поступим с вами по-хорошему. О’Флаэрти еще месяц-другой будет выматывать из вас душу за шесть шиллингов в день, потом он вас вышвырнет на улицу. Послушайте моего совета, бросьте его. Пускай найдет себе других подручных для этого грязного дела. Идите ко мне работать. Я человек щедрый. Скажите О’Флаэрти, что здесь обыкновенный клуб и у меня тут только один пай. А я дам вам двадцать пять фунтов и место на пять фунтов в неделю на одном из моих ипподромов. Что вы на это скажете? Приятная, легкая служба на ипподроме и никаких хлопот.

Бэдсон явно колебался. Двадцать пять фунтов сразу да еще пять в неделю — деньги нешуточные; но тут же у него мелькнула мысль об О’Флаэрти, и этого было достаточно.

— Нет, благодарю, — сказал он. — Я ведь вам уже сказал, что я никогда и в глаза не видал О’Флаэрти.

Джон Уэст смерил его презрительным взглядом.

— Опять вранье! Я же знаю, вы просто подлый шпик. Да кой черт, ваша собственная мамаша вчера сказала мне, что вы служите в полиции.

— Неправда! — с жаром воскликнул Бэдсон. — Моя мать не могла этого сказать. Она только спросила у вас совета насчет сегодняшних скачек, так она мне сказала. Вы ей назвали трех лошадей. И самое интересное, что все три остались за флагом.

— Ах, вот оно что? Да вы ловкач! Что ж, все равно вы с О’Флаэрти зря стараетесь. Ни один судья в нашем штате не примет ваших заявлений. Вы что думаете, что можно тут за мной шпионить и это так и сойдет вам с рук?

Бэдсон побледнел. Он явно и злился и трусил. Он оглянулся на Борова, потом на Пэдди Вудмена.

— Ну, знаете, Уест, вы тоже не так хитры, как вам кажется, — сказал он.

— Это мы увидим. Выставь его за дверь, Боров!

Джон Уэст взял со стола одежду Бэдсона, швырнул ему в лицо и вышел, хлопнув дверью. Он быстро прошел к Фрэнку Лэмменсу.

Когда дверь за ним закрылась, Пэдди Вудмен по привычке изо всей силы потер ладонью лысину, а Боров сказал Бэдсону:

— Надевай-ка свое пальто и убирайся отсюда, И больше не показывайся. Да поживее, а то я спущу тебя с лестницы. Нам тут лягавые не ко двору.

А тем временем Джон Уэст говорил Фрэнку Лэмменсу:

— По-моему, Бэдсон — лягавый, это факт. Я только что с ним говорил, выкинул его за дверь. Позаботьтесь, чтоб он больше сюда не пробрался.

— Разумеется, мистер Уэст.