Власть без славы. Книга 1
Шрифт:
— Я… я не говорил, что он принимал пари.
— Вы видели, чтобы Уэст принимал хоть одно пари?
— Нет.
Прокурор нахмурился.
— Ваша честь, мне придется просить суд объявить этого свидетеля злонамеренным.
— И вы собираетесь обвинить подсудимого на основании показаний злонамеренного свидетеля? — торжествующе бросил Гарсайд.
— Свое отношение к показаниям свидетеля определит суд, — сказал прокурор.
Судья несколько оживился.
— По-моему, защите удалось установить правду путем перекрестного допроса, а вы желаете объявить
— Я считаю, что показания свидетеля были подготовлены.
— Я надеюсь, что суд не допустит такого утверждения, — вмешался Гарсайд.
— Если у прокурора нет доказательств, я не могу принять это утверждение, — заявил судья.
— Доказательств у меня нет, — пожал плечами прокурор.
Джон Уэст, улыбаясь, скрестил руки на груди.
На другой день почти все заседание суда было посвящено допросу Алберта Бэдсона. Он подробно рассказал о своей работе в Столичном конноспортивном клубе. Никакие маневры защитника не смогли ни сбить его с толку, ни очернить.
Дэвид Гарсайд в пространной защитительной речи доказывал, что за всю жизнь не видел обвинения, которое было бы так явно высосано из пальца, как это.
Судья сказал, что первый свидетель, видимо, человек робкий и бестолковый, но Бэдсон — «свидетель, достойный доверия», и к тому же он предъявил целые пачки букмекерских билетов.
— Его показания недвусмысленны и неопровержимы. Обвиняемый Уэст, видимо, душа всего заведения. Принимал ли Ренфри пари в день, означенный свидетелем, и занимается ли этим Лэмменс, не доказано, поэтому оба они судом оправданы. Что касается остальных обвиняемых и Джона Уэста, то они признаны виновными и приговариваются каждый к штрафу в размере ста фунтов.
Дэвид Гарсайд тут же объявил, что намерен подать апелляцию.
Когда в высшей инстанции речь зашла о том, что это далеко не первый приговор, вынесенный Джону Уэсту, судья торжественно вопросил:
— Разве не сказано — кто старое помянет, тому глаз вон? — После двухчасового разбирательства он объявил, что ему ничего не остается, как отменить приговор, и это была сущая правда! Ибо судья дал слово Дэвиду Гарсайду, что именно так он и поступит, если ему будет уплачено двести фунтов.
О’Флаэрти, взбешенный исходом дела, заставил начальника полиции Каллинана еще раз обратиться к премьеру и министру внутренних дел с ходатайством о пересмотре закона, запрещающего азартные игры.
Джон Уэст, уже торжествовавший победу, снова струсил, когда его преподобие мистер Джоггинс публично обвинил судью в продажности и послал премьеру письмо, требуя, пока Уэст не сбежал, срочно назначить гласное расследование. За последние месяцы еженедельные «приятные воскресные вечера» в церкви Уэсли ничего приятного не приносили Джону Уэсту. Джоггинс пользовался ими как форумом для филиппик против него. Не довольствуясь этим, Джоггинс во всех пригородах устраивал собрания, на которых громил «рожденных дьяволом близнецов — пьянство и азарт» и требовал введения нового закона для борьбы с нелегальным букмекерством.
На
После этого, где бы Джоггинс ни проповедовал — в церкви Уэсли или на собраниях в пригородах, оконные стекла всякий раз разлетались вдребезги. По ночам у него то и дело звонил телефон и какие-то незнакомые голоса настойчиво предупреждали его, что если он не прекратит свою агитацию, ему придется плохо.
Насмерть перепуганный Джоггинс выпросил себе полицейскую охрану и написал премьер-министру, что берет обратно свою жалобу на решение суда, однако настаивает на пересмотре закона об азартных играх.
Вот тогда-то Джон Уэст и устроил банкет, на котором объявил во всеуслышание, что остается в Австралии.
— Ну, уж эти такие тухлые, что сквозь скорлупу воняют, — сказал Дик Капуста, показывая Джону Уэсту бумажный пакет с яйцами. Дело происходило в бильярдной Столичного конноспортивного клуба, где, кроме Джона Уэста и Дика, собрались Барни Робинсон, Боров, Ренфри, Скуош Льюис, Долговязый Билл, Пэдди Вудмен и еще человек двенадцать.
— Моя жена целых два месяца копила тухлые яйца, на случай если понадобятся, — похвастался Льюис.
— Так помните: войдете все поодиночке, а пакеты хорошенько спрячьте.
— Понятно, Джек.
— И сначала кричите с места и только после этого бросайте яйца. Особенно кричите про то, что Джоггинс спутался с одной женщиной и что она ждет ребенка. Полезайте на левую галерку. Оттуда очень удобно бросать яйца.
— Я не стану бросать яйца, — сказал Барни Робинсон. — Я сяду в партере и буду прерывать оратора с места. — Барни не имел ни малейшего желания попасть в лапы полиции накануне путешествия за океан. После покушения на О’Флаэрти он ушел от Джона Уэста; но когда тот предложил ему должность импрессарио Сквирса, он согласился, хотя Флорри лишь скрепя сердце одобрила это решение.
Когда все ушли, набив карманы тухлыми яйцами, Джон Уэст спросил Барни Робинсона:
— Сколько билетов ты велел напечатать?
— Сотню штук, и почти все разошлись. Джоггинса хватит удар, когда он узнает, что мы у него стянули пригласительный билет и наделали таких же. Это просто coup d’Etat [5] , как говорят французы.
В это время сам мистер Джоггинс приближался к зданию театра под охраной двух высоченных полицейских. Его преподобие сильно волновался; шел он вприпрыжку, словно подошвы у него были на пружинах; на каждый шаг полицейских приходилось два его шажка, и по сравнению с ними он казался просто карликом.
5
Государственный переворот (франц.).