Власть без славы. Книга 1
Шрифт:
Он сел в коляску рядом с Робинсоном. Миссис Уэст, вышедшая на крыльцо, крикнула:
— Здравствуй, Барни.
— A-а, моя старая любовь, — отозвался Барни. — Как поживаете, миссис Уэст?
— Помаленьку.
— Я так и не дождался, когда вы разведетесь со своим стариком, — пошутил Барни. — Вот и пришлось взять другую. Моя Флорри недурна, а все-таки не то, что старая любовь!
Миссис Уэст засмеялась. Джон Уэст крикнул из темноты:
— Иди, иди домой, мама, простудишься.
Когда послышался стук копыт по мостовой, старуха,
Артур молча поглаживал седые усы. Миссис Уэст с минуту напряженно всматривалась в его лицо, потом сказала:
— Артур, прошу тебя, не водись ты с Брэдли.
Он поднял голову и загоревшимся взглядом посмотрел на мать.
— Дик Брэдли заботился обо мне в тюрьме, — сказал он. — Он мой лучший друг, и я не брошу его.
Старуха отвела глаза от лица сына и снова принялась за вязанье. Комок подступил ей к горлу, она еле удерживалась от слез.
Сыновья посидели недолго. Джо сказал, что беспокоится, не заболел ли ребенок, и Арти ушел вместе с братом.
Миссис Уэст, опустив вязанье на колени, долго смотрела в огонь. Потом она горько-горько заплакала, как плачет человек, хороня свою последнюю надежду.
Джон Уэст и Барни Робинсон подъехали к дому Боба Скотта, недавно снова избранного в парламент штата Виктория.
Когда гости расположились в гостиной, Джон Уэст спросил хозяина:
— Вы уже говорили с Эштоном?
— Говорил, но только он не согласен.
Боб Скотт, приземистый курчавый молодой человек довольно приятной наружности, был чрезвычайно энергичен и обладал незаурядным даром красноречия. Невежда, демагог, игрок и карьерист, он как нельзя лучше подходил к уготованной ему роли — служить рекламой для «демократических убеждений» Джона Уэста и его «беззаветной любви» к рабочим.
— Видите ли, дело довольно сложное, — продолжал Боб. — Лейбористы будут голосовать против пересмотра закона об азартных играх, потому что новый законопроект защищает интересы имущих классов, в частности интересы Скакового клуба. Но что касается вашего плана, я сомневаюсь в его успехе. Пока что я завербовал только шесть человек; ну для начала этого хватит. Мы назовем нашу организацию партией «христианских социалистов» — такая была когда-то в Мельбурне. В воскресенье мы созовем митинг в театре «Бижу». Я заказал знамя — на зеленом фоне белая карта Австралии. Мы будем агитировать за «белую Австралию» и прочее. Будем нападать на Джоггинса, скажем, что он бездельник и не мешало бы ему поработать. И уж если искоренять азарт, то нужно начинать со Скакового клуба штата Виктория.
— Отлично. Мне нужна эта организация только для того, чтобы показать, что социалисты и лейбористы против Джоггинса. Старайтесь, старайтесь, я в долгу не останусь.
— А резолюцию собрания вы заготовили?
— Да. Она с тобой, Барни?
— Со мной. Сейчас прочту вам.
Барни вытащил из кармана
— «По мнению почтенного собрания свободных и богобоязненных граждан, гнусавые ханжи и святоши, которые поносят бедняка и призывают на его голову божью кару только за то, что он в кои-то веки поставит шиллинг на лошадку, а сами пресмыкаются перед раззолоченными биржевиками и плутами из Скакового клуба штата Виктория, являются постоянной угрозой порядку, покою, прогрессу и процветанию…»
Барни сделал паузу и, самодовольно покручивая усы, дал время своим слушателям оценить подпущенную им аллитерацию.
— «Они хотят, чтобы у нас было смешанное население, чтобы у нас верховодили желтокожие. Они стоят за труд по вольному найму, за оплату рабочим по десять шиллингов в неделю; за четырнадцатичасовой рабочий день, за потогонную каторжную систему и за всяческое политическое и экономическое рабство; они хотят еще больше раскормить жирных свиней. Во имя мира, порядка и честного управления страной мы требуем их немедленного изгнания из Австралийского Союза…»
— Ну и обозлятся же святоши! — воскликнул Скотт.
— Это годится, — сказал Джон Уэст. — Нам непременно нужно заручиться широкой поддержкой рабочих, Нужно показать, что у моего тотализатора и у моего клуба друзей не меньше, чем врагов. Упирайте на лицемерие святош. Говорите, что вы не против религии, но церковь обещает человеку все блага только на небе, а если бедняк ставит на лошадь, то у него есть надежда приобрести блага на земле, где они ему как раз и нужны, Нападайте на церковников, кричите, что они строят пышные соборы, а у рабочих нет даже крыши над головой.
— На церковников-то я буду нападать, не беспокойтесь, — сказал Скотт. — А как быть с католиками?
— Католическую церковь не трогайте. Она не против азарта.
В воскресенье театр «Бижу» был переполнен. Публика вела себя шумно, но миролюбиво: со всех сторон слышались беззлобные шутки, дружественные возгласы, смех. Сочинение Барни Робинсона было зачитано и поддержано несколькими ораторами. Все они в меру сил поливали грязью Джоггинса и его сторонников среди протестантского духовенства. Над трибуной висело полотнище с надписью: «Христианские социалисты».
Боб Скотт произнес воинственную речь; он стучал кулаком, кричал и жестикулировал, как одержимый. Он обозвал Джоггинса и его приверженцев ханжами, политическими шарлатанами, которые обрушиваются на тотализатор, но боятся нападать на Скаковой клуб или на фондовую биржу.
— Взгляните на церкви! — гремел он, изо всех сил колотя по столу. — Миллионы расходуются на возведение роскошнейших храмов, а бедняки ютятся в лачугах. Если бы Христос сошел на землю, он сказал бы: «Я буду строить дома для бедных». Голос Боба дрогнул от притворного волнения. — Пусть джоггинсы попробуют поработать!