Власть без славы. Книга 2
Шрифт:
— Очень умно придумано. Очень умно. Но мне кажется, что к нам отнесутся с некоторым подозрением, мистер Уэст.
— А мы с вами вовсе не будем фигурировать в этом обществе. Правительство назначит директором Беннета, человека опытного, сведущего в конном спорте, к тому же он — член верхней палаты.
— И ваш друг.
— И мой друг, потому что он знает, что я навел порядок в скачках и бегах.
— Отлично, мистер Уэст. Я подберу двух-трех чиновников, которые работали на меня в прежние времена, потом кое-кого из моих управляющих, ну и еще кого-нибудь в этом роде. А вы тем временем действуйте. Кто же будет инициатором этой… гм… общественной организации?
—
— Отлично. Участник войны — это очень респектабельно. А скажите, мистер Уэст, вы, должно быть, и сейчас через подставных лиц держите немало скаковых лошадей, владеете половиной букмекерских контор, выпускаете спортивные бюллетени, держите закусочные и бары на ипподромах и прочие заведения?
— Само собой.
Леви пристально разглядывал Джона Уэста. Конечно, католикам вообще, а ирландцам в особенности доверять нельзя, это ясно. Слов нет, под контролем Джона Уэста конный спорт процветает, но недаром ходят слухи о жульнических махинациях. Один владелец скаковых пони говорил Леви, что рост пони, наверное, измеряют во время обедни, иначе чем объяснить, что некий католик постоянно пускает на скачках своих пони-переростков? Рассказывали ему и о том, как подменяют лошадей и как их «замораживают» букмекеры.
Леви был убежденным антикатоликом; он охотно верил всем этим слухам, ибо они служили доказательством врожденной нечестивости, свойственной всем католикам и особенно ирландцам.
Джон Уэст и Леви презирали друг друга, однако их связывало общее стремление к власти и богатству.
— Я часто думаю, мистер Уэст, — сказал Леви, — что вам совершенно незачем возиться со скачками и бегами. Не проще ли было бы вам приказать вашей банде, чтобы они проламывали головы людям и грабили их?
Джон Уэст разозлился, но решил не затевать ссоры. — Кто бы говорил! Вы сами всю жизнь грабили людей. С тех пор как дело перешло от вас в мои руки, я навел порядок на скачках. Все говорят, что порядку теперь больше. Ставки выше, публики гораздо больше, а коневодство шагнуло вперед.
— Судя по тому, что я слышал, там еще долго надо наводить порядок, мистер Уэст.
— Знаю, что не все еще ладно. Но Дуайр как раз такой человек, который может навести полный порядок. Я буду настаивать, чтобы он нанял специального человека для проверки регистрации лошадей и разрешений на перевозку из штата в штат. Скачки уж предоставьте мне, мистер Леви, а сами занимайтесь своей мебелью.
На следующее утро Годфри Дуайру, к немалому его удивлению, позвонил по телефону Фрэнк Лэмменс. Мистер Джон Уэст хочет предложить вам одно дело, которое вас заинтересует, — сказал он. — Можете вы быть у него в два часа?
Дуайр был высокого роста, держался прямо, двигался быстро и энергично. Уволенный из армии в запас, он носил штатское платье, но пиджак сидел на нем как военный мундир, а шагал он так, словно маршировал в строю. Положив телефонную трубку, он аккуратно надел шляпу и, сунув под мышку трость, словно это был офицерский стек, сказал секретарше, что сегодня уже не вернется.
— Хорошо, капитан Дуайр, — ответила девушка.
При слове «капитан» Дуайр самодовольно усмехнулся. Армия сделала его человеком. До войны он жил в захолустном провинциальном городке и служил у аукциониста. За работу он получал гроши, и ему до смерти надоело мести пол, отправлять почту, прислуживать на аукционах и показывать кур или гонять по кругу корову, пока его хозяин взывал: «Кто больше?»
Войну он встретил радостно, как пришествие второго
Дуайр познакомился с Джоном Уэстом в 1915 году: они вместе выступали на митингах. Тогда он на Джона Уэста смотрел сверху вниз: какой это солдат — он даже не нюхал пороху. Но сейчас — другое дело. Годфри Дуайра отнюдь не удовлетворяло его материальное положение. Должность председателя Общества ветеранов войны была почетной, но оплачивалась плохо. Если Уэст предложит ему хорошее место, он согласится.
Джон Уэст встретил гостя приветливо, однако Дуайра немного смущало присутствие молчаливого Фрэнка Лэмменса, с которым его даже не познакомили. Джон Уэст в общих чертах рассказал Дуайру о его будущих обязанностях; все это ему понравилось. На посту секретаря общественного конноспортивного клуба он сумеет по-военному поставить дело. Очевидно, ему предстоит вести с правительством переговоры о создании нового клуба. В этой области существуют злоупотребления, которые он должен будет искоренить. Он должен помнить, что лучше подвергать виновных штрафу, чем совсем отстранять их от дела, тем более что штрафы — великолепный способ увеличить доходы клуба. Жалованье его будет составлять семьсот фунтов в год, причем он может оставаться на прежней работе; более того, мистер Уэст даже настаивает, чтобы он не уходил оттуда.
— Я буду очень рад, если вы согласитесь, мистер Дуайр, — заключил Джон Уэст. — Мы будем бесплатно пропускать демобилизованных на все бега и скачки и дадим объявление, что на места привратников, барменов и так далее мы будем нанимать только бывших солдат. Мы должны всемерно помогать солдатам, спасшим нашу родину.
«Да, — подумал Годфри Дуайр, — а мы должны делать все, что в наших силах, особенно для Джона Уэста». Дуайр ушел с твердой решимостью выполнять любое высказанное и невысказанное желание этого маленького кривоногого человечка. Он будет служить Уэсту так, как он служил королю — усердно и беспрекословно.
— Пожалуйте, доктор Дженнер, — сказал Тед Тэргуд. — Гм-гм… Я хотел поговорить о вашем неблагоприятном докладе по поводу ходатайства Рэнда насчет субсидии в десять тысяч фунтов для освоения рудников «Леди Джоан» и «Джилоуэлл». Вот уже несколько недель, как я занял пост премьер-министра, но только сейчас нашел время заняться этим.
Доктор Дженнер, в белом костюме, со шляпой в руках, сел напротив Тэргуда. Дело происходило в кабинете премьер-министра, в здании парламента штата Куинсленд.
На Тэргуде был безукоризненно элегантный серый костюм; его рыжие волосы были подстрижены и аккуратно зачесаны назад, а лицо чисто выбрито.
Совсем не похож на легендарный образ «Красного Теда Тэргуда с Севера», подумал про себя доктор Дженнер. «Красный Тед может мертвого рассмешить», — сказал как-то Дженнеру один бывалый человек, но сейчас, как ни присматривался Дженнер, он не нашел и следов юмора ни в холодных, близко посаженных глазах Тэргуда, ни в складке толстогубого, чувственного и жестокого рта.