Власть без славы. Книга 2

Харди Фрэнк

Ренфри закурил сигару и сказал:

— Я зашел обсудить кое-какие дела, Джек. В будущем месяце в Северном Уорде предстоят выборы.

Джон Уэст выслушал его без особого интереса и дал несколько советов.

После этого Джон Уэст провел своего гостя в музыкальную комнату, где собрались Нелли, миссис Моран, Мэри и Джон. Джон Уэст любил иногда вводить Ренфри и других посетителей того же сорта в круг своего семейства. Его забавляла мысль, что присутствие таких людей шокирует его добропорядочных домочадцев. Но что касается Ренфри, то Джон и миссис Моран находили его только забавным.

Сегодня

Джону вдруг захотелось вспомнить старую шутку, которую Мак О’Коннелл в былые времена разыгрывал с Ренфри. Кстати сказать, это была единственная шутка, которую Джон Уэст позволил себе за всю жизнь. Когда-то, много лет назад, он повторил ее при детях, и они хохотали до упаду.

— У тебя кривые очки, Ренфри, — довольно вяло проговорил Джон Уэст.

Ренфри, доверчивый, как ребенок, снял очки и ответил:

— Нет, Джек, просто они так сделаны…

На этот раз шутка успеха не имела — один только Джо засмеялся.

Джон Уэст нахмурился и ушел в гостиную.

Он пытался снова заняться газетой, но почувствовал себя усталым. Его не столько тревожило положение лейбористского правительства, сколько его собственная неспособность влиять на него. Правительство Саммерса раскрыло ему глаза на то, что его власть далеко не безгранична. Подумать только — Саммерс давно назначил генерал-губернатором Айзекса, того самого Айзекса, который подготовил первый законопроект, направленный против его тотализатора! А план премьера? Теперь он сам верил, что этот план выведет страну из кризиса, но ведь утвердили его другие люди, более могущественные, чем он.

Он откинулся на спинку кресла. Усталость, казалось, проникла во все поры его тела. В нем зародилось незнакомое ему до сих пор чувство жалости к себе. Куда привел его путь, которым он так долго шел? Неужели его власть — только иллюзия? Всю жизнь он оберегал себя от сомнений, не разрешая себе углубляться в прошлое. А теперь — хотя он и боялся признаться себе в этом, — теперь, когда власть его уже в зените, его охватили сомнения, был ли во всем этом какой-нибудь смысл.

Он мечтал о власти большей, чем власть капиталистов. Достичь такой власти оказалось невозможно. Не добившись контроля над такими отраслями тяжелой промышленности, как металлургическая и каменноугольная, над судоходством, банками и печатью, он не смог проникнуть в замкнутый круг тех нескольких семейств, которые были подлинными хозяевами Австралии.

Он выбирал себе помощников среди отбросов общества и возводил их на высокие посты. Он добился власти над многими людьми, уже занимавшими высокое положение. Он был могуществен, но «почтенные» миллионеры были могущественней. Они прямо или косвенно распоряжались правительствами любого состава и всем государством.

Джон Уэст задался целью стать самым могущественным человеком в Австралии, а в итоге стал паршивой овцой в семье миллионеров.

Стоит ли идти дальше? Куда приведет его эта бесконечная борьба?

Он богат, власти у него много, почему же он не чувствует себя счастливым? Или потому, что он слишком жесток и непримирим.

Впервые в жизни он ощутил потребность в более близких и теплых отношениях с людьми. Он взглянул на портрет матери, на фотографию трех ее сыновей —

он сам, Джо и Арти. Если бы мать была жива, что она подумала бы о нем? Джо презирает его, Арти — помешанный. Между ними тремя не осталось и следа братской привязанности. Среди его помощников не было ни одного человека, которого он мог бы назвать своим другом.

Джон встал с кресла и поднялся к себе в спальню.

Здесь, под одной крышей с ним, живет его семья — люди, которым следовало бы любить его. Но Джо, видимо, и дела нет до отца. Мэри избегает его, а мать Нелли настраивает всех против него. Джон живет в Куинсленде, озлобленный тем, что его заставили идти по стопам отца, а Марджори, отвергнутая им, растит немецких детей в Германии.

Джон Уэст включил свет в будуаре и начал раздеваться. Он услышал в соседней комнате шаги Нелли. Жгучая ненависть вспыхнула в нем. Почему Нелли так поступила с ним? Почему семья берет от него все, а в обмен не дает ему ни тепла, ни привязанности.

Надев пижаму и вынув револьвер из ящика туалетного стола, он направился в свою одинокую спальню. Он положил револьвер под подушку, лег в широкую двуспальную кровать и погасил свет.

Спать ему не хотелось. На душе у него было неспокойно. Он снова включил свет и взял с ночного столика брошюру. Это была последняя энциклика папы «Квадрагезимо анно», которую недавно принес ему архиепископ Мэлон. Он несколько раз принимался за нее и снова откладывал — смысл не доходил до него.

Он стал читать, пробегая страницу за страницей.

«Хотя современное общество не лишено пороков, но социализм не излечит их…» Совершенно верно.

«…Нельзя быть истинным католиком и в то же время социалистом… Мы с прискорбием взираем, как некоторые из наших чад… покидают лоно церкви и переходят в стан социализма». Он прав! Коммунизм распространяется с быстротой пожара и здесь, в Мельбурне. Даже моя собственная дочь, кажется, сочувствует ему, если судить по ее разговорам.

Джон Уэст не мог сосредоточиться, глаза его скользили по строчкам.

«…Вероотступничество многих рабочих… Мы должны собрать и выпестовать… новое воинство церкви, людей не колеблющихся, твердых. Это будут первые и ближайшие апостолы тружеников, которые сами должны быть тружениками, а апостолы промышленного и торгового мира сами должны быть предпринимателями и торговцами». Вот об этом всегда говорит архиепископ: организовать группы мирян, чтобы они боролись за Христа и церковь, а главное — против коммунизма. «…Возрождение групп Католического действия [2] во всем мире».

2

Массовые светские организации католиков в католических странах, подчиняющиеся непосредственно Ватикану. Свою главную задачу — распространение католических идей и воздействие на политические события в нужном Ватикану направлении — осуществляли при помощи всякого рода легальной и нелегальной деятельности. (Прим. ред.)