Власть без славы
Шрифт:
Осенью 1985 года Михаил Сергеевич отправился в отпуск в Крым, на дачу № 1. Сопровождавший его помощник В. В. Шарапов сказал, что неплохо бы и мне поехать в Крым, что там надо будет писать какие-то бумаги и потребуется моя помощь. Я поехал, мы с Шараповым поселились в санатории «Нижняя Ореанда», от которого дача № 1 была буквально в двух шагах. Михаил Сергеевич с Раисой Максимовной иногда вечером приходили даже погулять на территорию санатория, хотя предпочитали «царскую», или солнечную, тропу, известную всем, кто хоть раз отдыхал в Крыму. Мы с Виктором тогда были еще в приличной физической форме, каждый день в 6 часов утра устраивали длительные, по 8–12 километров, пробежки по этой тропе. Потом она нам надоела, и мы решили «сбегать» в Ялту — это по набережной тоже всего 14–15 километров в оба конца. Дождавшись воскресенья, когда Горбачев работал
Ялта была переполнена отдыхающими. Ни вино, ни водку, конечно, никому легально не продавали, кроме иностранцев. Они сидели на открытой веранде ресторана в центре города, столы были заставлены бутылками шампанского, туземцы ходили вокруг, скрипя зубами. Мы зашли в несколько магазинов — ни прохладительных напитков, ни соков, ни тем более вин. Пусто. Проверили установленные вдоль пляжей автоматы для продажи газированной воды и соков. Автоматы были заправлены, но ни одного стакана мы не нашли. О бумажных стаканчиках, как водится, никто не побеспокоился. На площадке возле одной батареи автоматов нас остановила группа отдыхающих, как потом мы выяснили, это были шахтеры из Воркуты. Обратив внимание на наш уже загорелый вид и, наверное, сочтя нас ялтинскими старожилами, они начали осторожно расспрашивать, где тут можно достать хоть какой-нибудь горилки. Мы сказали, что тоже ищем. Это сблизило нас, шахтеры перестали осторожничать и, поминая «бога, душу, мать», заговорили, что это полное издевательство, что жили же раньше нормально, пока не пришел этот… что гнуться и мерзнуть под землей целый год и не расслабиться хоть две-три недели — это вообще… Мы посочувствовали друг другу, потому что и в санатории, где люди рангом ниже союзного министра или первого секретаря ЦК республиканской компартии появлялись лишь в порядке исключения, тоже был сухой закон и любой, попавшийся на выпивке, мог запросто отправиться домой.
На обратном пути мы договорились, что Виктор доложит обо всем генсеку. Ну, обо всем, думаю, он не доложил из-за своей деликатности, которая для генерала КГБ всегда была удивительной, но общую картину передал. Горбачев поручил ему же срочно связаться с председателем Ялтинского горисполкома и передать распоряжение: сухими винами и шампанским торговать, автоматы посудой обеспечить, на набережных и пляжах организовывать торговлю с лотков прохладительными напитками. Уверен, что председатель был счастлив. В тот же вечер, как по мановению волшебной палочки, шампанское появилось и в буфетах «Нижней Ореанды».
Но каждому председателю исполкома ни генсек, ни его помощники распоряжений отдать не могли, постановление ЦК КПСС никто не отменял, кавалерийская атака на пьянство и алкоголизм продолжалась, принимая порой совершенно анекдотические формы.
Весной 1986 года, докладывая на Секретариате ЦК КПСС о подготовке очередного выпуска из военных академий и традиционного приема в честь выпускников в Кремле, один из заместителей министра обороны СССР, генерал армии, обратился к партийному руководству с просьбой разрешить на приеме налить будущим полковникам и генералам по бокалу сухого вина. Реакция была из тех, что «умри, поэт, — лучше не придумаешь»:
— Ты в какое положение нас ставишь? — как-то нервно похихикивая, спросил генерала Е. К. Лигачев, который вел заседание. — Мы разрешим тебе, а дальше что? Да тут у нас очередь будет за разрешениями налить!
В это время все стали смотреть на М. С. Соломенцева, лицо которого наливалось кровью. И по мере того как краснел Соломенцев, бледнел генерал.
— Развели, понимаешь ли, пьянство! — рявкнул Соломенцев. — Еще и разрешить вам?! Мы по-другому поступим: мы разберемся, как у вас там пьют!
— Вот видишь, — развел руками Лигачев. — Не можем мы тебе разрешить. И никому не разрешим! Либо мы занимаем позицию, либо мы не занимаем позиции. Тут ты, товарищ генерал, непонимание проявляешь. Садись!
Еще более впечатляющими были успехи антиалкогольной кампании в сфере международных отношений. Неуемный Егор Кузьмич не мог оставить без внимания дипломатические приемы, визиты, фуршеты и обеды. Исходя из вечного убеждения, что «Земля начинается с Кремля» и весь мир будет счастлив равняться на Москву, он обнародовал не знаю уж кем рожденную выдающуюся концепцию: все, кто к нам приезжает, должны уважать наши принципы. Дескать, мы же, когда едем с визитами, живем по законам
По иронии судьбы, первой жертвой этой концепции стал президент страны, лидирующей в мире по количеству потребления вина на душу населения, страны, где без вина за стол вообще не садятся (хотя, если перевести на абсолютный алкоголь, — куда им до нас!), француз Миттеран, прибывший в СССР с официальным визитом. М. С. Горбачев устраивал в его честь прием в Грановитой палате Кремля.
Стол был накрыт по обычному стандарту таких обедов, на которых мне часто приходилось бывать всю вторую половину 80-х годов: 5–6 наборов ножей и вилок по числу подаваемых блюд, 5 хрустальных «емкостей» — маленькая рюмка для водки, две рюмки побольше — для белого и красного вина, высокий тонкий бокал для шампанского, фужер для воды. Официанты в штатском разливали в рюмки вместо белого вина — виноградный сок, вместо красного — томатный. Идиотизм ситуации усиливался тем, что сок разливали из винных бутылок!
Обед начался с речи М. С. Горбачева, в конце которой он провозгласил тост за здоровье высокого гостя и поднял рюмку с томатным соком. Франсуа Миттеран тоже поднял томатный сок.
Я сидел метрах в пяти от него, немного наискосок, и отчетливо видел сухое, туго обтянутое кожей — Миттеран уже был тяжело болен — лицо президента Франции. У него чуть дрогнули брови, когда он пригубил «красное вино». Официант мгновенно долил его рюмку все тем же соком.
У всех участников обеда была на руках «застольная» речь Миттерана, переведенная на русский язык. Речь была достаточно резкой, тогда А. Д. Сахаров еще находился в городе Горьком, нынешнем Нижнем Новгороде, и гость передавал требование мировой общественности вернуть из ссылки великого правозащитника и освободить всех политических заключенных. Повторяю, речь была достаточно резкой, но по тому, как вытянулись лица наших международников, знающих французский язык, было ясно, что Миттеран произносит какие-то новые, еще более жесткие формулировки. Действительно, потом оказалось, что он отступил от ранее розданного текста и еще более обострил свою позицию. Убежден, что француз был просто до глубины души оскорблен томатным соком. Но дипломатия есть дипломатия, президент Франции провозгласил тост за здоровье Горбачева, опять поднял рюмку все с тем же соком. Все приглашенные на обед лихо «дерябнули». Затем нам в рюмки для белого вина налили виноградного соку. Публика ликовала.
Такие обеды шли один за другим, изумляя наших гостей. Помню, что даже посол Индии Т. Н. Кауль, с которым я был хорошо знаком и который прекрасно говорил по-русски, сказал мне на приеме в честь премьер-министра Индии Раджива Ганди, что нашу борьбу за трезвость все поддерживают, но никто не понимает.
Рубежным стал в этом плане визит главы Польши генерала Войцеха Ярузельского. Как известно, сам генерал учился в свое время в СССР, в Рязанском военном училище, в его свите было несколько моих однокашников по Академии общественных наук — встретились почти что свои люди, давние, если не друзья, то товарищи. Они были настолько потрясены кремлевским обедом, что буквально прижали нас к стене: мужики, да вы что! На самом деле или притворяетесь? Поехали скорее в посольство, мы там пару ящиков «Выборовой» привезли. Поехать мы не поехали, но после визита Ярузельского все бокалы и рюмки, кроме водочной, стали использоваться по назначению. Антиалкогольный цирк закрывался. Конечно, сначала для руководства, но постепенно закрылся он и для всех сограждан.
Потери от партийно-комсомольской показушной борьбы за трезвый образ жизни для экономики СССР, для торговли, для общественной атмосферы неисчислимы и поныне. Когда, уже после распада Советского Союза, стали публиковаться реальные статистические данные, мы узнали, что за счет реализации спиртных напитков формировалась как минимум треть союзного бюджета. Этих денег хватало, чтобы содержать армию, финансировать здравоохранение и образование, да еще и оставалось. Закрыть такую, возобновляемую в течение четырех лет, брешь в бюджете было нечем. Вполне можно сказать, что авантюрное решение изменить уклад жизни и привычки десятков народов в рамках одной пятилетки коренным образом подорвало экономические основы перестройки.