Власть над водами пресными и солеными. Книга 1
Шрифт:
— Как Снусмумрик! — рассмеялась она. Оказывается, есть у нас общие интересы!
Снусмумрик с его ненавистью к запрещающим табличкам и свел нас с Хеленой. Не очень близко — ну, как смог…
Зато мы посидели на берегу, полюбовались на сумасшедшие подснежники, проклюнувшиеся в траве не после зимы, а накануне. Поругали землевладельцев, все вокруг огородивших и опутавших колючей фигней естественного происхождения — хорошо хоть не колючей проволокой… Солнце регулярно выходило из-за туч и поджигало соседние камыши золотыми свечами, словно пыталось придать беседе интимность.
Хелене рассказывала уморительные байки из
Я не ударила в грязь лицом, когда нас обнаружили с той стороны дороги. Из домика Гензеля и Гретель в масштабе пять к одному вдруг вылетел подозрительно бодрый мужик и рванул к воротам. Я первая просекла, что мы загостились, подняла шухер и всех спасла. Мужик что-то кричал вслед, но мы с дробным топотом пустились наутек, пренебрегая возможностью обратить частника в социализм.
Обеды в ресторанах, конечно, действуют расслабляюще и умиротворяюще, но совместные переделки лучше. Они сближают. А когда мы, не снижая темпа, подхватили Хелене под локотки и на скаку перенесли через лужу, в которой девушка наверняка бы увязла, Геркина пассия прониклась к нашей команде глубоким уважением.
Еще через полчасика, не посягая на другие пляжи (от добра добра не ищут), мы расположились на гостеприимных пнях возле дороги, и я, оттаяв, поведала Хелене, как в детстве занималась экспроприацией яблок по чужим садам. В особо крупном размере. Хелене, не чуждая такого рода развлечений, тут же предложила что-нибудь спереть. На память. Из чистой любви к искусству. Когда мы запротестовали (опасно, блин, повяжут!), она презрительно наморщила носик и достала из сумки увесистую бутыль. Которой мы в ресторане не заказывали. Вот зачем она ходила в туалет мимо кухни! Дважды. Второй раз — с сумкой. С объемистым таким рюкзачком на лямках.
С пристани Кладоу пароход нас увез на закате. Почему-то на обратном пути ни злющий ветер, ни повисший в воздухе промозглый туман не ощущались. Как же, однако, можно окосеть с одной-единственной бутылки ворованного алкоголя…
Прощаясь, Хелене погладила меня по плечу. И растроганно сказала, что Гера — именно такой русский парень, о котором она всегда мечтала. С того самого дня, как ее брат нашел свою любовь и уехал в Россию управлять гей-клубом. Только она, Хелене, думала, что хорошие парни все голубые. И что ей не светит. Оказывается, всякое бывает…
Унылое бюргерское будущее плеснуло хвостом и скрылось в непроглядном тумане. Я расцвела и чихнула. Будь здорова, Ася! И никаких миксин!
Глава 17. Дубину выставляют на торги
Мы сидели на гребне стены из посеченного временем камня. Подобные стены всегда кажутся древними, даже если они просто старые. Находясь рядом с ними, всегда хочется говорить о смысле и продолжительности человеческой жизни. Обстоятельно так говорить, с цитатами.
Впрочем, будь со мной Дубина, мы все равно не стали бы рассуждать о высоком. Хотя бы потому, что для нас оно было повседневным и утомительным поиском. А уж с существом, которое сидело рядом и плакало навзрыд, я и подавно ни о чем таком говорить не стала бы.
Это была девушка с приятным овечьим лицом, с глазами, как сонная вода, с прыщиком на подбородке и волосами, как шерсть мериноса. Она была до того теплой и кроткой, что хотелось завернуться в нее, точно в одеяло, а может, обидеть смертельно и потом с усмешкой наблюдать, как она проходит путь от страдания к прощению.
Хотя, кажется, ее уже успели обидеть. Кто и чем, не знаю, но плакала она умело, фотогенично и в то же время самозабвенно. Так плачут большие мастера своего дела.
Итак, она рыдала, я выжидала. Нам нужно было поговорить о ее чувствах к Дубине. А точнее, о чувствах Дубины к ней. И не нам, а ей. Лично я ни в чем подобном не нуждалась. Я просто не знала, как от этого разговора отвязаться.
Но нас прервали. Вдруг подошел какой-то араб в белом бурнусе — сообщить, что вот-вот стемнеет. Сообщил и стоит, ждет немедленной реакции. Словно мы ему что-то должны. Я тупо смотрю на араба, араб — на меня, овцеподобная девушка — на нас обоих…
Неожиданно из-за стены выворачивает Дубина и орет командным голосом:
— Уходим! Темнеет! Здесь водится гуль!
Конечно, восточная мифология еще сама с собой не договорилась, ест ли гуль одну только мертвечину, или он живых людей делает мертвечиной, а потом жрет это блюдо собственного приготовления. Но я, не желая знать подробностей, срываюсь с места, прыгаю со стены вниз и мчусь вдоль каменных блоков и арочных проемов со скоростью бегуньи из племени масаев. Дубина по-рыцарски помогает слезть вниз овцеподобной девице и мы в компании с арабом несемся к городу, что в долине, на расстоянии добрых двух миль от нас. Через стремительно темнеющую пустыню, по вязкому песку. То есть однозначно не успеваем.
На востоке ночь наступает мгновенно. Как будто у тебя над головой распахнули черный зонтик в серебряных блестках — и он за пол-секунды закрыл все закатные отблески.
Когда на нас падает темнота, я вижу боковым зрением, что гуль уже здесь. По другую сторону стены тоже кто-то бежит. В проемах мелькает развевающаяся шевелюра чернее ночной пустыни. Так что я вижу три цвета — окружающую нас тьму — черным, сухую траву и старые камни — белесым и эти волосы — черное на черном, черное темнее ночной черноты, черное из самого жерла ада.
Что тут поделаешь? Придется драться. Как всегда.
Стена вот-вот закончится. Гуль — это опасно, хотя деталей я не знаю. Но я опаснее. В моем арсенале целых два демона, которым не мешает временами погулять… по нарвавшимся на асимметричный ответ гулям.
Черная Фурия подходит лучше. Вряд ли гуль настолько сексуален, чтобы его заинтересовал недавно вселившийся в меня суккуб. Или гуль — суккуба.
Я спотыкаюсь и лечу в колючую траву лицом вниз. Дубина с коротким рычанием кидается ко мне — приятно, что он пытается меня спасать, несмотря на целую виктимную команду из девушки-овцы и нерасторопного араба…
Человеческое тело не знает, как можно прыгать, не имея ног. По опыту Черной Фурии скажу — прекрасно. Прыжок, в котором участвуют все мышцы и даже ребра огромного тела, устроенного, словно пружина, — это похоже на аттракцион, в котором тебя, маленького и слабого, вдруг подбрасывают на высоту многоэтажного дома (а телу кажется, что вообще в стратосферу) — но все хорошо, ты в безопасности, поручни крепко-крепко сжимают плечи и живот… А если ты и есть эти поручни, если ты сам контролируешь любое движение — страх уходит, остается азарт и эйфория.