Власть над водами пресными и солеными. Книга 1
Шрифт:
— Для опытов? — холодно интересуюсь я. — Уже было. И клиника. И опыты. На человеке. Захлопотались, мамулечка, доктор Менгеле* (Немецкий врач, ставивший опыты на узниках Освенцима — прим. авт.) ты наш? — я наклоняюсь и смотрю в остекленевшие от ненависти глаза. — А теперь подумай: если ты ради недели распродаж готова собственную дочь дееспособности лишить, можно тебя к Герке подпускать?
— Да нужен мне ваш паршивый Герка… — сопит мать. — Учтите… — она обводит бешеным взглядом нас, стоящих плечом к плечу, — после моей смерти ни одна из вас ни копейки не получит. Ни. Копейки. Дом и все имущество соседским
Мы, не сговариваясь, начинаем ржать.
Ну почему, почему они все пытаются припугнуть нас лишением наследства? Папочка — тот хоть шантажировал дочек недолго. Завел по-тихому любовницу, всё собирался от мамаши уйти, пожить напоследок на широкую ногу, а имущество свое новой жене оставить. Доказав, что надоели мы папаше за его век хуже осени. Вот только до желанного расставания не дотянул, помер на шестом десятке. К вящему мамочкиному торжеству.
Зато рассказы о прелестной соседской дочери преследуют каждую из нас с раннего детства. Где-то рядом вечно маячил призрак идеальной девочки, ласковой и благодарной, внимающей речам нашей маменьки, точно Моисей — слову господню. Призрачные наушницы во всем превосходили любую из нас. И вполне могли нас заменить. В сердце, в жизни, в завещании мамочки. "О сколько их упало в эту бездну"…
Когда мы были школьницами, в рассказах фигурировали наши однолетки, отличницы-спортсменки-аккуратистки. Повзрослели мы — и наперсницы повзрослели. Стали студентками-отличницами-спортсменками. А теперь мамулиным протеже, по идее, должно за сорок перевалить. Ан нет. Сорокалетние — бабы себе на уме, соперницы с форой в два десятилетия. Зато их детки, одного возраста с Геркой — то, что надо. Почтительны, скромны, прилежны. С во-от такими чуткими ушами. Куда наша маман складирует свой драгоценный жизненный опыт.
И ведь знает, знает цену этому прилежному почтению и скромному прилежанию. Знает, что сварливиц вроде нее окучивают не из любви, а из корысти. Нас продавить надеется. Продавить до услужающего состояния, когда родных сестер за лишний пунктик в завещании предаешь, когда за ласковый кивок дурной бабы всей душой подличаешь, когда себя от жадности не помнишь…
Эх, мама, мама! Как же ты за столько лет не поняла: мы хоть и не святые нищеброды, а за твое "варенье на завтра" на задних лапках ходить не станем. И друг друга подставлять не станем. Потому что если встретилась тебе в жизни дружба, то с нею как с любовью надо обращаться — бережно и благодарно. А мы не просто сестры. Мы очень дружные сестры. Несмотря на то (или благодаря тому?), что мы такие разные.
В приключенческой литературе моменты интеллектуальных находок вечно за кадром остаются. Герои бесперечь блуждают в таинственных местах и без устали рубят таинственных монстров. Не дав себе труда выяснить, из кого они мясцо чоу мейн по-китайски нарезают. Иной раз так и крикнула бы: да стой ты, трансформер картонный! Поговори с чудищем по-человечески — и сразу на следующий уровень выйдешь!
Ради оживляжа своего вояжа мне следовало бы кинуться на непутевую маменьку с крестом, мечом, осиновым колом и прочим инструментарием чудоюдоборца. И опробовать эти убогие антимагические средства перед тем, как она меня прикончит. Если прикончить меня входит
Но я решила действовать разумно.
Уничтожить противника — дело второе. Первое — выжить в ходе уничтожения. И самой выжить, и Дубину мамашиному хитроумию не скормить. Он дурак, его уже однажды на человеколюбии поймали.
Геркулес в тот знаменательный день меня к маменьке за шкирдон притащил. Думал, здесь напарницу дорогую от всех хворей вылечат. Включая душевную. И в результате синьора мамуля, закосив под колдуна вуду, вытащила из меня суккуба. Так до сих пор и не знаю, с какой целью.
Хотя узнать пора бы. Расспросить пора и ламию, и суккуба: а вы, собственно, кто такие? И зачем вошли в мою жизнь, в мой разум, в мою плоть? Причем не поодиночке опрашивать, а всей компанией. Поодиночке эти монстрилы будут водить тебя за нос, как Талибан американцев.
Долго ли девушкам собраться вчетвером в кафе? У Кэрри Брэдшоу узнайте! И вот, я уже сижу со всеми своими альтер-эго, будто обаяшка Кэрри с Мирандой-Самантой-Шарлоттой за вечерним десертом. Причем не где-нибудь, а в кафе Starbucks на Ку-дамм в Берлине, любимой Мекке шопинга для крупных дам и крупных мужчин.
Никого из нас, удобно устроившихся в креслах у окна и глядящих сверху на Курфюрстендамм, мелкой не назовешь. Дракон, ламия, суккуб и киллер в женском облике — отнюдь не субтильные созданья. Берлинцы с привычным хладнокровием не обращают на нас, фриков, никакого внимания. Думают, мы тут лав-парада ждем. Или с прошлого гостим, никак костюмы на цивильные не поменяем.
Единственная, кто привлекает взоры — это суккуб. И не тем, что кожа у нее приятного мебельно-краснодеревянного цвета, а всей одежды — мизерное количество проклепанных ремешков. Тут и не такие наряды видали. Берлинцы, как говорится в путеводителе, открыты для новых веяний. Но даже для них веяния (я бы сказала "миазмы"), исходящие от суккуба, СЛИШКОМ новы. От суккуба пахнет развратом. Нет, не сексом, не спермой, не феромонами и не дешевой кожей садомазо-прикидов. Именно развратом.
Наконец-то я могу рассмотреть этого непрошенного гостя своей психики в деталях. Ее главный козырь — совсем не красота, которой она, откровенно говоря, не обладает. Ее козырь — да нет, просто джокер — это обещание преступления. Преступления табу и запретов. Тех самых, неприкосновенных. Снести которые значит превратиться в отщепенца, в маньяка, в урода, коему воды перед смертью не подают и грехов не отпускают. Суккуб отыскивает маленькое грязненькое чудовище в каждом мозгу и беззаботно предлагает: повеселимся? Без последствий. Соглашайся — и я все устрою!
И откуда во МНЕ могла завестись натуральная бордельная мамка? Загадки сферы сексуальности. Отринутой и задавленной в ходе освоения сферы особо тяжких преступлений. Что поделать: лишь в кино женщины-киллеры щеголяют чисто женскими выпуклостями и чисто женским обаянием. Реальный киллер — существо бесполое. Как, впрочем, и суккуб.
Но пока эта бесполая врушка изображает суперсекси, мы вряд ли сможем поговорить нормально. Я загривком чувствую: напряжение в зале растет. Впрочем, суетиться не стоит. Поглядим, как дело обернется.