Власть оружия
Шрифт:
…Самоха объявился в Трубе утром, опухший и хмурый. Как прошло застолье, он не рассказывал, а спрашивать никто не стал. Да оно и понятно – начальство не пьянствует, а совещается. Каратели уже нашли, где на Корабле можно добыть выпивку и дурман-траву, дело-то нехитрое. Так что когда Самоха объявился в боксе, отведенном харьковчанам, в воздухе висели тяжелый дух перегара и приторный аромат наркотика. Управленец повел носом и приказал:
– А ну пошли! Нынче пропажу сыскать нужно, да и домой… не то, чую, не захотите в цех обратно.
Каратели разобрали оружие и, почесываясь, потянулись к воротам. Мажуга спросил:
– А сам-то ты что? Неужто не понравилось? Я думал, тебя принимают, как самого дорогого гостя. Веселился всю ночь, а?
– Вот именно, дорогого. Ох, дорого мне это веселье станет. Да еще со стрельцами объясняться, как вернусь. Наш-то цех – ладно, а вот стрельцы на Арсенал давно зуб точат. Хорошо бы найти ракеты.
– Сегодня до конца Трубу пройдем. Чуть больше половины боксов осталось проверить.
– Да, идем, Игнаш.
В коридоре топтались у своих сендеров прокторы. Здешние стражи порядка совсем обленились, тут несколько сотен шагов пройти, а они на колесах прикатили. Для них обыски были развлечением. С одной стороны, власть показать, при случае «конфисковать» что плохо лежит, а с другой – ответ на харьковчанах, карателей никто не любит, тем более здесь, так что на них и злиться народ станет. Самим карателям было на недовольство местных наплевать, они исполняли привычную работу. Насколько дело серьезно, им Самоха не объяснял, потому они и не волновались за исход обыска.
Двинулись толпой вдоль Трубы. Прокторы стучали в ворота, им отворяли, дальше следовали строгие объяснения, что, мол, убийство произошло и покража, а стало быть, показывайте барахло, где что припрятали. Оружейники особое внимание уделяли дурман-траве, норовили прихватить «на пробу», торговцы вяло противились, не решаясь особо спорить, а прокторы лишь посмеивались. По-настоящему искал только Самоха, да он один и знал, что, собственно, надо найти. Когда проверяли третий по счету бокс, толстяк разозлился, наорал на своих, велел искать всерьез, показал бумажку с намалеванными ракетами и маркировкой, написанной крупными кривыми буквами:
– Вот такую на ящиках глядите, лодыри, некроз вам в печень! И хватит смолить! Службу забыли! У кого цигарку в зубах замечу – дам в зубы, ясно?
Маленький толстый Самоха смешно наскакивал на дюжих карателей, те отводили глаза, торопливо гасили самокрутки… Прокторам и тут было весело. Пушкари стали делать вид, будто ищут всерьез, но ничего похожего на картинку Самохи по-прежнему не находили. Пару раз предъявляли управленцу какие-то горшки и бутылки: «О, вродь смахивает, а?» От этого толстяк окончательно разозлился, теперь к нему и подходить боялись.
Йоля бродила следом за Мажугой, зевала да помалкивала. Она-то как раз отыскала кое-что интересное – Игнаш пару раз заметил, как девчонка с невинным видом что-то сует в карман, но при всех
Прокторам вскоре надоело, они переезжали на своих приземистых сендерах от бокса к боксу и цедили сквозь зубы в ответ на расспросы: «Обыск! Кажите барахло вот энтим! Пущай проверяют… Ага, вот такой порядок нынче… Не, это токо раз, вон харьковских ктось ограбил, пусть проверят. Как проверим, дуйте в Арсенал, торгуйте по-прежнему, с цеховыми у нас теперя замирение».
По мере того как прокторы с карателями продвигались вдоль Трубы, Самоха мрачнел. Похмелье миновало, теперь он уже начал прикидывать, что будет, если до конца дойдут, а следов похитителей не сыщется. А ведь вполне может и так выйти – ведь те, кто прикончил Графа, наверняка всё рассчитали заранее. Правда, прибытие харьковской карательной колонны они вряд ли могли предвидеть.
У очередного бокса возникла заминка, постояльцы никак не хотели отворять, возились внутри, бренчали железками.
Проктор забарабанил в ворота дубинкой:
– Вы что там, перепились все? Сказано – открыть!
– Сейчас! – отозвались изнутри. Голос был молодой и выдавал возбуждение. – Ключ найти не можем!
– Какой еще ключ? Там засовы везде!
– Правильно, но у нас на нем замок навешен! Сейчас, братки, сейчас откроем, он в сено завалился, на котором манис наш… Погодьте чуток, открываем уже!
Мажуга почувствовал: сейчас должно что-то случиться… что-то готовится… Он бросил взгляд вдоль Трубы – никого. Но в голове крутилась некая мысль. Манис! Этот, за воротами, сказал, что у них манис. У тех, кто прикончил Графа, тоже был. Ну и что? Мало ли кто в Донную пустыню на манисах ездит? Да половина путников, пожалуй.
– А это не те самые? – поинтересовался старшина прокторский у того, который стучал в ворота. – У которых раб сбежал? Они ж еще раскатывали на самоходе туда и сюда?
Мажуга схватил Йолю за плечо:
– Назад!
– Чего? – Девчонка задумалась и теперь хлопала глазами, уставившись на него.
– Бегом к нашему сендеру! Пошла! Самоха!
– Ну чего?
– Отойди-ка…
Прокторов заминка уже начала раздражать.
– Взорвем ворота! – рявкнул тот, что колотил дубинкой. – Вам же хуже!
– А ну назад! – Игнаш дернул Самоху за воротник и потянул прочь от ворот.
– Э, ты чё?..