Власть оружия
Шрифт:
– Когда московские позволяют торговать топливом, они непременно берут за это плату. Называется «лицензия»… Ну, лицензия-шмицензия – это моя понимает, слово такое, а означает: «Дай денег!»
– Ни-ни! – Самоха замахал руками на торговца. – Никакой лицензии, просто дружба! Торгуйте здесь чем пожелаете!
– Дружба – хорошо, ах! – объявил свое решение смуглый. – Моя очень радый!
Другой поддержал:
– И моя того паче радый!
Звериный укротитель с Арены пошептал на ухо усатому начальнику, тот кивнул и обратился к оружейнику:
– Ты проделал долгий путь, чтоб сказать нам слово, пушкарь. Это хорошо. Будь моим гостем нынче,
Самоха уставился на усатого с укоризной:
– Нешто ты, добрый человек, в дружбу не веришь?
Тут усатому в ухо пошептал второй помощник, тренер бойцов. Здоровяк важно покивал и обернулся к Самохе.
– В дружбу я верю, а как же! У меня бойцы, случается, тоже между собой дружбу заводят. Особенно интересно таких между собой свести, чтобы один другого убил. Они и жалеют друга, и помирать не хотят, потому что с Арены только один уйти может. Сильно всем любопытственно такие бои глядеть. Нам, устроителям, завсегда большая выгода. Я люблю, когда промежду бойцов дружба… Ну ладно, некроз с ней, с дружбой, спрошу иначе. Нам всем очень радостно от твоих слов. Скажи, чем люди Корабля могут отблагодарить Харьков? Чем мы можем помочь оружейным цехам, чтобы они тоже обрадовались этой дружбе?
– Мудрые слова, – пробурчал Самоха. – А очень просто можете нам помочь. Воров наших не укрывайте у себя.
Пушкарь еще что-то говорил о дружбе, о том, как нехорошо воровать у друзей, и прочее – но его слова потонули в хоре возмущенных голосов. Даже потоки дыма над головой торговца дурманом, и те клубились с укоризной. Все, перебивая друг друга, орали, что с ворами на Корабле не церемонятся, воровство здесь строго карают и далее в таком духе. Постепенно шум стих, и Самоха в двух словах пересказал историю Графа, слегка подправив некоторые обстоятельства, так что о ракетной установке ничего не прозвучало, а только о деньгах, которые вор увез из Харькова, не исполнив заказа. Ну и имущество кой-какое из пушкарского цеха, мол, попёр.
Снова загомонили торговцы, но уже потише – не вполне уверенно, косясь друг на друга, стали толковать, что Граф, конечно, доверия сразу не внушал, очень уж подозрительный торговец, в делах прижимистый, да еще и вор, оказывается!
Самоха попятился и сел на скамью.
Пока корабельщики уверяли друг друга, что Граф – человек скрытный и подозрительный и что они сразу это поняли, старшина прокторов потихоньку встал и бочком, вдоль стола, позади товарищей, убрался из рубки. Игнаш проследил его движение и, склонившись к Самохе, пошептал на ухо. Тот кивнул. Тем временем торговцы стали умолкать. Вдруг как-то сразу выяснилось, что Граф никому не нравился, просто говорить об этом не хотели, а так он вообще тут не нужен, без него и чище, и порядку поболе. В конце концов все притихли и уставились на распорядителя игр. Он среди хозяев корабля был не только самым авторитетным, но, видимо, и самым смелым. Ясно же, что Графа на самом деле побаивались.
Возвратился глава прокторов, перехватил взгляд усатого и кивнул. Хозяин Арены откашлялся и встал.
– Ну, вот что. Новая дружба – этому, конечно, мы всячески рады. Но сделаем по закону. Графа нужно спросить, а заодно и обыск у него устроить. Если краденое при нем, то и дело ясное. Ну а если нет… ну что ж, будем разбираться. Но только мирно, хватит
– Я людей поставил у его контейнеров, – вставил проктор, – у тех, что Граф занял. Но мои к Графу не полезут, никому не охота под пулю подставляться. Пусть оружейники сами.
– Так я съезжу за своими? – поднялся Самоха.
Игнаш с Йолей тоже встали.
Хозяева Корабля переглянулись, покивали важно. Проктор пригласил Самоху идти за ним. Пока спускались к сендеру, Самоха спросил:
– А что было-то, какой кабак, о чем ваш усатый толковал?
– Кабак, «Бакен» называется. Какие-то пришлые затеяли меж собой отношения выяснять. Откуда-то наемники взялись, гранаты в ход пустили, перестрелка была, народу поклали десятка два, и наших тоже, из моей службы. Парни злые сейчас, но к Графу соваться охотников нема. Он, слышь, поперек пола белую полосу провел, краской то есть намалевал. Сказал, кто черту пройдет, тому смерть. И ведь не поверили наши дурни, ну, не прокторы, а так, люди. Влез к нему как-то один, так Граф его сжег живьем. И все смотрели.
– Ясно. Игнаш, ты останься, а? Пригляди покуда, что ли?
– Ладно. Но сам не полезу. Ты карателей привез, пусть они.
– То ясное дело! Ты только пригляди, чтобы тут все было… как бы… ну, как бы это…
– Пригляжу. Старшой, ты покажь мне, где Граф сидит на Корабле, я понаблюдаю. Он меня не знает в лицо, так если что – и тревоги не образуется.
Самоха укатил с прокторами, а старшой повел Ржавого с Йолей через базар. Перед стражем порядка торговцы расступались. Если у кого хватало наглости совать свой товар – то лишь издали, не приближаясь. Тем не менее Йоля заробела. Базар и торгаши были ей не в диковинку, в Харькове этого навалом, но здесь было слишком просторно, пестро, солнечно и жарко. Она жалась за спиной Мажуги и боялась отстать да потеряться в этом людском круговороте – позади проктора и его спутников толпа смыкалась, все эти люди в цветастой одежде возобновляли разноголосый хор, предлагая товары и услуги. Наконец толпа поредела, впереди замаячили спины прокторов – двое стояли и пялились на сдвинутые вместе контейнеры. В боку одного контейнера была прорезана широкая дверь, даже скорее ворота – небольшой самоход пройдет. Створки сомкнуты.
Позади шумел базар, сновали люди, продавали, покупали, ругались и шутили. Перед воротами оставалась полоса палубы шириной не меньше десяти шагов, туда никто не совался. Вроде ни ограды, ни отметок на грязном настиле, но обитатели Корабля соблюдали незримую границу. В середине свободной полосы стоял широкий таз, в нем лежали какие-то запекшиеся прокопченные лохмотья.
– Вот тут ваш Граф поселился, – обернувшись, сказал старшина прокторов. – Платит он, честно сказать, исправно. Это без обмана.
– Что за таз? – поинтересовался Мажуга.
– В ём Граф человека сжег, тот еще живой был. Ну, не сам Граф, конечно, жег, а подручный его, не то родич какой. Мустапа имя.
– А вы чего?
– А чё мы? Тот вор был, сам к Графу полез, вот и получил, чего искал. Но мы, конечно, тому Мустапе сказали, чтоб непорядок после себя прибрал.
– А тот чего?
– Взял таз, прошел к борту и все в озеро вывалил. А опосля таз на место вернул, сказал: вдруг еще пригодится. Покуда не было нужды энту посудину спользовать, бояться усе. Никто не ходит к Графу, да и сам он редко показывается. Дня два его не видать, а, Ширга?