Власть оружия
Шрифт:
Вой за броней нарастал, многослойные кожаные стенки башни, натянутые на каркас из люминиевых трубок, задрожали, как бубен. В сочетании с ревом ветра и рассыпчатой дробью, которую выбивали песчинки, это звучало как дикая музыка. Башня стала слегка раскачиваться под ударами бури. Каратели, набившиеся на второй этаж, поспешили спуститься в нижний отсек. Там было тесно, люди сидели и стояли в духоте вплотную друг к другу; жаркий, насыщенный иловой пылью воздух овевал их. Йоля решила сидеть наверху, Игнаш тоже остался. Сперва внизу разговаривали, харьковчане повышали голос, чтобы перекричать рев и треск, потом смолкли – пустыня выла сильней. Ветер врывался в щели, закручивал
Налетел новый порыв урагана. Скомканную ветошь, которой каратели заткнули бойницу, выбило, как снаряд из пушки, в башню ворвался ворох частичек ила, а в открывшемся проеме показалось серое небо, исчерченное зигзагами потоков мелкой пыли. Прокатился раскат грома, фиолетовая зарница блеснула совсем рядом, ослепила. Небо рвалось в башню, силилось протиснуться в темное душное нутро, запускало пылевые щупальца, тянулось к людям. Порывы ветра били в щели, словно клинки.
– Дядька! – заорала Йоля, прижимая платок к лицу, чтобы не задохнуться в этом пыльном мареве. – Дядька-а-а! Ты говорил: небо красивое-е-е-е!!!
– Смотри! – Он чуть распахнул полы куртки, которую набросил на голову, и указал пальцем в светлый прямоугольник бойницы.
По грозному черному небу величественно проплывали гигантские крылатые силуэты, огромные, широченные. Тень их могла бы накрыть башню целиком, если бы светило солнце, но солнца не было, все стало серым.
– А-а! Что оно такое?!
Игнаш молчал, притихла и девчонка. Оба завороженно наблюдали, как чудовища плывут сквозь вихри и бьющие из черного неба молнии, взмахивают треугольными крыльями, перестраиваются на ходу, взмывают к серому небу и ныряют к серой земле. Одно из них плавно снизилось к соседнему пригорку, качнуло округлой головой, слишком маленькой для таких здоровенных крыльев. Под ним завертелся песчаный смерч, а тварь снова взмыла к клубящимся в вышине тучам. В полете скатов было нечто такое, что притягивало взгляд, не позволяло отвернуться или закрыть глаза. Эта картина пьянила и очаровывала, хотелось вырваться наружу, под ветер и потоки иловой пыли, окунуться в них, словно в бескрайний океан, броситься очертя голову, взмыть ввысь, раскинув руки…
Мажуга встряхнулся, помотал головой, прогоняя наваждение. Качаясь под ударами ветра, он встал, подобрал затычку, выбитую бурей, и шагнул к бойнице. Ветер упирался, противился его усилиям, но Мажуга сумел вогнать ветошь на место. Рев, грохот и скрежет будто ножом отхватило – шум мигом стих. Да и буря, похоже, шла на убыль. Летающие звери неслись в ее хвосте, ловили последние выдохи урагана, чтобы раскинуть чудовищные черные крылья…
Башня больше не пыталась оторваться от земли, и бока ее гудели глуше под напором слабеющего ветра. Наконец Игнаш решился выдернуть затычку из бойницы. В лицо пахнуло сухим теплым ветром, насыщенным белесой иловой пылью. Но это уже не было ураганом и не пугало невероятной мощью.
Мажуга оглядел пустыню – все вокруг было равномерного серого цвета: и земля, и небо, и боевые машины конвоя, припорошенные илом. Он прошел к лестнице, вскарабкался к верхней, открытой, площадке и поднял
– Эй, чего там? – окликнули снизу, из ходового отсека.
Мажуга огляделся. Полог, перекрывавший трофейный сендер, зашевелился, отполз в сторону, с него обильно осыпалась пыль, ее тут же подхватил ветерок и понес над серой пустыней. Показалась черная голова, облепленная спутанными косичками, потом шея и плечи. В волосы Уголька набился иловый прах, смуглый парнишка выбрался из-под брезента и встал на сиденье. Он был с ног до головы покрыт пылью, будто слеплен из ила, только черные глаза живые на землистом лице. Под сендером ветер нанес холмик песка, да и другие самоходы были погружены в грунт почти до колесной ступицы, будто вросли в землю и успели пустить корни.
В нескольких десятках шагов от погруженного в пыль бронехода лежал скелет большущего зверя – скалился плоский череп, длинные лапы были разбросаны в стороны. Шагов десять от морды до кончика хвоста. Кости выглядели так, будто их обглодали совсем недавно, на них даже кое-где остались бурые и багровые клочья, сплошь облепленные иловой пылью.
Рядом с Угольком выпрямился Аршак, стал хрипло откашливаться и вытряхивать песок из бородищи и буйной шевелюры, снял ремешок, стягивающий волосы, – и с его головы сбежал целый ручей мелкого песка.
– Эй, старый! – окликнул проводника Мажуга. – Наружу-то можно? Или как?
– Ты уже снаружи, – прогудел Аршак. – Вниз пока не слазьте, поглядеть надо, чего ветром принесло.
Уголек вприпрыжку поскакал вокруг сендера, потом пробежался между замершими самоходами, присел, разрыл ладонями песок, вскочил, побежал дальше, снова нагнулся над какой-то находкой, что-то подобрал и запихнул в суму, висящую на боку… потом еще и еще раз. Круг внутри строя самоходов постепенно покрылся мелкими отпечатками его ног, впечатление голой чистоты сглаженного ветром грунта стало исчезать.
Игнаш с Йолей наблюдали за его перемещениями. Всякий раз, когда Уголек приближался к башне, Йоля перегибалась через борт боевой площадки – метилась плюнуть на утыканную пропыленными косичками башку, но случая так и не представилось. Тогда она, порывшись в карманах, отыскала ржавую гайку и швырнула ее в спину дикарю. Попала между лопаток, Уголек почесался и потрусил дальше.
Облазив круг, парнишка помчался снаружи, обежал самоходы, потом возвратился к центру. Вскинул голову и принюхался, тряся косичками… Уголек ни на миг не оставался на месте, будто его носило ветром. Да и сам он, мечущийся, вертящийся, окутанный облаком пыли, которая летела с косичек, казался осколком пронесшейся бури – смерчем, что по какой-то причине отстал от урагана и задержался здесь.
– Ну, чего там, Игнаш? – позвал снизу Самоха.
– Погоди, пусть проводники осмотрятся.
– Да вылазьте, только осторожно, потихоньку, – разрешил Аршак. – Малый ужо облазил все, ничё не заприметил.
Управленец приоткрыл дверцу бронехода и выглянул:
– Не опасно щас тута?
– В пустыне всегда опасно, – отрезал Аршак. – А теперь здесь не опасней, чем обычно. Прошла буря, миновала.
Пушкарь медленно и очень осторожно спустил с подножки ногу, пощупал мягкий слой илового наноса, поставил сапог. Потом ступил другой ногой. Ничего не произошло. Каратели полезли из стального нутра наружу. Аршак, проваливаясь по щиколотки в мягкий слой ила, побрел за учеником.