Власть пса
Шрифт:
Но еще хуже, если разразится скандал с действующим правительством, когда в разгаре переговоры о возвращении церкви полновесного юридического статуса в Мексике. Такие разоблачения наверняка потопят правительство, а вместе с ним и переговоры, и маятник качнется в пользу еретических теологов-либералов, а многие из них — «полезные глупцы» с добрыми намерениями, они станут помогать установлению коммунистического режима.
Так происходило всюду, размышляет Антонуччи: сбитые с толку, заблуждающиеся священники-либералы помогали коммунистам прийти к власти, а потом красные устраивали
Как члены «Опус Деи», и Антонуччи и Скэки хорошо подкованы в концепции превосходящего добра; а для Сола Скэки добро — уничтожение коммунизма перевешивает зло — коррупцию. Есть у него и еще кое-какие соображения насчет договора НАФТА, до сих пор дебатируемого в Конгрессе. Если компромат Парады обнародовать, to это угробит договор. А без него не останется никакой надежды на развитие среднего класса в Мексике, он же, в свою очередь, — единственное противоядие от отравляющего распространения коммунизма.
— У нас есть сейчас возможность, — говорит Антонуччи, — совершить благодеяние для душ миллионов верующих — заработав благодарность правительства, вернуть истинную церковь мексиканскому народу.
— Если мы не дадим этой информации ходу.
— Вот именно.
— Но это не так просто, — роняет Скэки. — Парада явно уже ознакомился с материалами, и он непременно публично поделится сведениями, если поймет...
Антонуччи поднимается:
— Ну, земные трудности я всегда предоставляю улаживать мирским братьям ордена. Я в этом ничего не смыслю.
А Скэки смыслит. И очень даже.
Адан лежит в постели в большом estancia (и одновременно крепости) на ранчо Лас-Бардас, принадлежащем Раулю, у дороги между Тихуаной и Текате.
Главные жилые помещения ранчо — отдельные коттеджи для Адана и Рауля — окружены десятифутовой стеной, она утыкана осколками бутылок, а поверх еще пущена колючая проволока. Ворот двое, каждые с могучими, укрепленными сталью дверями, в каждом углу вышки с прожекторами, на них несут вахту охранники с «АК-47», пулеметами «М-50» и китайскими противотанковыми ружьями.
Даже чтобы приблизиться к дому, надо проехать две мили по грунтовой дороге, свернув с шоссе; но, скорее всего, вам вряд ли удастся выехать на эту дорогу, потому что развилка на шоссе охраняется полисменами в штатском.
Вот здесь братья и спрятались сразу после нападения на дискоклуб «Ла Сирена», и теперь вся охрана дома начеку. Охранники патрулируют дом днем и ночью, окрестности объезжают отряды на джипах, электронными приборами пытаются засечь радиопередатчики или чужие звонки с мобильников.
Мануэль Санчес караулит под окном Адана, точно преданный пес. Мы теперь с ним близнецы, думает Адан, с одинаково изувеченными конечностями. Но моя рана заживет, а его хромота — навсегда, потому я и держу беднягу у себя на службе все эти годы телохранителем, с давних дней операции «Кондор».
Санчес свой пост не оставляет никогда — ни поесть, ни поспать.
Так, изредка привалится к стене, баюкая обрез на коленях, или иной раз встанет и поковыляет немного вдоль стенки взад-вперед.
— Зря, патрон, вы меня с собой не взяли, — пенял он Адану, по лицу у него струятся слезы. — Лучше б я был рядом.
— Твоя работа защищать мой дом и мою семью, — ответил Адан. — И ты еще никогда не подводил меня.
И вряд ли когда подведет.
Мануэль ни на минуту не отходит от окна Адана. Кухарки приносят ему тарелки с теплыми тортильяс, refritas [119] и перцем, горячий бульон с albon-digas, и он усаживается под окном и ест. Но никуда не уходит: дон Адан спас ему жизнь и ногу, и дон Адан, его жена и дочка в доме. И если sicarios Гуэро проберутся на территорию, им придется пройти через труп Мануэля Санчеса, чтобы добраться до них.
119
Поджарка (исп.)
Потому что живой Мануэль не пропустит никого.
Адан рад, что Люсия и Глория ощущают себя в безопасности, когда рядом Мануэль, и то хорошо. Они уже напереживались, когда их разбудили среди ночи sicarios и стремительно умчали в деревню, не дав даже возможности собрать вещи. Нервотрепка спровоцировала сильный приступ удушья, пришлось доставлять на самолете доктора, потом, завязав ему глаза, везти на ранчо осматривать больную девочку. Дорогое и хрупкое медицинское оборудование — респираторы, дыхательные приборы, увлажнители воздуха — все пришлось паковать и везти сюда из дома глухой ночью. Но даже и теперь, несколько недель спустя, Глория иногда начинала задыхаться.
А когда девочка увидела, что отец хромает, что ему больно, для нее это был новый шок. Адану неприятно, что приходится лгать девочке, плести, будто он свалился с мотоцикла, обманывать, что в деревне они задерживаются из-за того, что тут целебный воздух.
Но девочка она не глупая, как известно Адану. Она видит вышки, оружие, охранников и скоро поймет, что все объяснения, будто семья у них очень богата и оттого нуждается в охране, шиты белыми нитками.
И тогда Глория начнет задавать вопросы потруднее.
И отвечать на них будет нелегко.
Спросит: а чем же папочка зарабатывает на жизнь?
Поймет ли она? — думает Адан. Ему тревожно, он нервничает, он устал болеть. А если по-честному, признается он себе, ты скучаешь по Норе. Скучаешь и по сексу, и по разговорам. Было бы здорово обсудить с ней сложившуюся ситуацию.
Адан изловчился позвонить ей назавтра после нападения на «Ла Сирену». Она, конечно, видела новости по ТВ или прочитала в газетах, и он хотел успокоить ее, что с ним все в порядке. Сказать, что увидеться они смогут только через несколько недель. Но что еще важнее, предупредить, что ей нельзя приезжать в Мексику, пока он не известит ее, что тут безопасно.