Власть пса
Шрифт:
Слухи, само собой, поползут, но пока остается хоть какая-то вероятность, что тот, кто обеспечивал исполнение всех приказов в pasador Баррера, еще жив, никто не посмеет и пальцем шевельнуть против них. Но как только узнают, что Рауль мертв, ворота распахнутся и хлынут враги, жаждущие отомстить Адану.
Мануэль тщательно соскребает кожу с пальцев Рауля и смывает все в сток. Потом укладывает части тела в пластиковые мешки и моет ванну. Выносит мешки в маленькую моторку, набивает в них грузила для сетей и выводит лодку далеко
И каждый раз произносит короткую молитву, обращаясь то к Деве Марии, то к Санто Хесусу Малверде.
Адан стоит под душем и плачет.
Слезы его уносит в сток вместе с грязной водой.
Арт с Шэгом едут на кладбище и кладут цветы на могилу Эрни.
— Остался только один, — говорит Арт надгробному камню. — Всего один.
Потом они едут в Ла-Холлу, из бара отеля «Морской домик» смотрят, как заходит солнце.
Арт поднимает кружку пива и говорит:
— За Нору Хейден.
— За Нору Хейден.
Они чокаются кружками и молча смотрят, как погружается в океан огненным шаром солнце, превращаясь на воде в ослепительно-золотой.
Фабиан с видом самодовольным и высокомерным выходит из здания федерального суда в Сан-Диего. Федеральный судья дал согласие на его экстрадицию в Мексику.
Он по-прежнему в том же оранжевом комбинезоне, щиколотки и запястья прикованы к поясу, но он все-таки умудряется сохранять надменный вид и улыбается своей разящей наповал улыбкой кинозвезды Арту Келлеру.
— Я выйду на свободу через месяц, неудачник! — бросает он, проходя мимо Арта и забираясь в микроавтобус.
Уже не сомневаюсь, думает Арт. Секунду он колеблется, а может, остановить Фабиана, но тут же решает: да хрен с ним.
В Мексике Фабиана Мартинеса передают в руки лично генералу Риболло.
В машине по дороге в суд он наставляет Фабиана:
— Ни о чем не беспокойся, но постарайся, не веди себя высокомерно. Заяви, что невиновен, и закрой рот на замок.
— Они рассчитались с Ла Гуэра?
— Она мертва.
В зале суда присутствуют его родители. Мать, рыдая, обнимает его, отец пожимает руку. Часом позже за полмиллиона долларов залога — и столько же тайно выплаченных ему — судья освободил Хуниора Нумеро Уно [151] под ответственность родителей.
Они хотят увезти его с глаз подальше из Тихуаны и отправляют в коттедж его дяди в деревню под Энсенадой, неподалеку от деревушки Эль-Саузал.
Рано утром Фабиан встает пописать.
Встает с матраца, разложенного на террасе, и спускается вниз в ванную. На террасе он спит потому, что все спальни в estancia его дяди заняты родственниками, да и прохладнее там ночью: с Тихого океана дует ветерок. И спокойнее — не слышно ни рева младенцев, ни споров, ни занятий сексом, ни храпа. Никакого шума от собравшегося вместе большого семейства.
151
Номер один
Только что взошло солнце, но на улице уже жарит вовсю. Опять ему предстоит долгий душный день тут, в Эль-Саузале, еще один знойный тягомотный день в Энсенаде с шумными братьями, их властными женами и капризными ребятишками, с его дядей, который считает его ковбоем и пытается усадить на лошадь.
Фабиан спускается вниз. Что-то тут сегодня не так.
Сначала он не может в точности определить что, но потом до него доходит.
Кое-чего недостает.
Нет дыма.
И это непонятно.
От домика прислуги, что рядом с воротами главного особняка, должен подниматься дымок. Солнце встало, а значит, женщины уже должны печь тортильяс.
Сегодня что, какой-то праздник? — недоумевает Фабиан. Религиозный? Да нет, если б был, так дядя заранее планировал бы его, а невестки бешено спорили бы о меню или сервировке стола, а ему поручили бы какое-нибудь занудство в подготовке к торжеству.
Тогда почему же не встали слуги?
И тут Фабиан увидел почему.
В ворота входят federales.
Их человек десять, в обычных своих приметных черных куртках, бейсболках. Фабиан думает, вот оно, черт дери. Вспоминает, что Адан всегда учил его, что надо делать: он поднимает руки. Он знает, грядет крупная заваруха, но ничего страшного, все можно уладить. В эту минуту он замечает, что первый federale подволакивает ногу.
Это Мануэль Санчес.
— Нет, — бормочет Фабиан. — Нет, нет, нет...
Фабиану следовало бы застрелиться.
Но его схватили, не успел он и пистолет найти, и заставили смотреть, что они делают с его семьей.
Потом привязали к стулу, и один здоровенный мордоворот, зайдя ему за спину, сгреб его густые черные волосы, так что Фабиан не может шевельнуть головой, даже когда Мануэль показывает ему нож.
— Это за Рауля, — говорит Мануэль. И делает короткие надрезы на лбу Фабиана, потом хватается за края и сдирает кожу. Ноги Фабиана стучат по каменному полу, пока Мануэль обдирает ему лицо, оставляя полоски кожи висеть, точно банановую кожуру.
Мануэль дожидается, пока ноги Фабиана перестанут дергаться, и тогда стреляет ему в рот.
Младенец лежал мертвый в объятиях матери.
Арт Келлер сразу понял по тому, как лежали тела: мать сверху, младенец под ней, — что она пыталась прикрыть свое дитя.
Моя вина, думает он.
Я навлек смерть на этих людей.
Я сожалею, думает Арт. Очень, очень сожалею. Наклонясь над матерью и ребенком, Арт творит над ними крест и шепчет: In nomine Patris et Filii et Spiritus Sanctis.
— El poder del perro, — слышит он шепот копа-мексиканца.