Власть пса
Шрифт:
— Откладывать — для чего?
Кэллан никак не может врубиться.
Персик просвещает его: «Мужчины живут сегодняшним днем. Едят, пьют, трахаются сейчас. Мы не думаем о следующей еде, о следующей выпивке, следующем трахе — мы счастливы сейчас. А женщины живут в будущем — и вот это тебе лучше понять, ты, ирлашка-тупица. Женщина всегда вьет гнездо. Она все делает для этого. Она собирает прутики, листья и всякое дерьмо для гнезда. И гнездо это не для тебя, paisan [70] .
70
Здесь: простофиля (исп.)
71
Ребенок (исп.)
В общем, Шивон стала готовить дома, и поначалу это раздражало Кэллана: ему недоставало толпы, шума и болтовни, но потом он привык. И ему начинает нравиться тишина, нравится смотреть, как она ест и читает газету, нравится вытирать посуду.
— Какого черта ты возишься с посудой? — удивляется на него О'Боп. — Купи ты посудомоечную машину.
— Дорого.
— И вовсе нет. Ты идешь к Хэндригану, выбираешь себе машину, она «падает» из кузова грузовика, и Хэндриган получает за нее страховку.
— Проще вытирать.
Но неделей позже, когда они с О'Бопом ушли по делам, а Шивон сидела дома, зажужжал домофон, и двое парней внесли коробку с посудомоечной машиной.
— Что это? — удивляется Шивон.
— Посудомоечная машина.
— Но мы не заказывали.
— Эй, — говорит один парень, — мы же втащили эту штуковину сюда, обратно ее вниз не попрем. И я не стану говорить О'Бопу, что не выполнил его просьбы. Так что будьте милой девочкой и разрешите оставить машину.
Она разрешает, но, когда возвращается Кэллан, затевается спор.
— Что это такое? — спрашивает Шивон.
— Посудомоечная машина.
— Я знаю, что машина. Я имею в виду — что за дела?
Я задам этому засранцу Стиви трепку, думает Кэллан, вот что это за дела, но вслух говорит:
— Это подарок на новоселье.
— Чересчур уж щедрый.
— О'Боп — парень щедрый.
— Она краденая, да?
— Зависит от того, что ты понимаешь под словом «краденая».
— Она отправится обратно.
— Это будет сложно.
— Что тут такого сложного?
Кэллану не хочется объяснять, что Хэндриган, скорее всего, уже подал заявление на выплату страховки за эту машину и еще за три-четыре других, которые толкнул за полцены, — обычная его хитрая комбинация, и только говорит:
— Все.
— Я не дура, ты знаешь.
Никто Шивон ничего не говорит, но она и так понимает все. Она ведь ходит по магазинам, в чистку, общается с телемастером, со слесарем и чувствует особую почтительность в обращении с ней. Проявляется это во всяких мелочах: пара лишних груш, брошенных в корзину; одежда готова назавтра, а не к послезавтрашнему дню, чрезмерная любезность таксиста, продавца в газетном киоске; строители, которые не вопят и не свистят ей вслед.
Ночью в постели Шивон говорит:
— Я уехала из Белфаста, потому что мне надоели гангстеры.
Кэллан понимает, про что она: ирландские бунтовщики стали больше чем простыми хулиганами, они взяли под контроль почти все в Белфасте. Ну в общем, контролируют то же, что и они с О'Бопом в Адской Кухне. Ему хочется попросить ее остаться, но вместо этого он говорит:
— Я постараюсь уйти от них.
— Возьми да уйди.
— Не так все просто, Шивон.
— Сложно, да?
— Да, верно, сложно.
Затасканный миф о том, что уйти можно только вперед ногами, — это, конечно, лишь миф. Уйти можно, только сложно это. Нужно полегоньку «отпускать тормоза», иначе возникнут опасные подозрения.
А что мне делать потом? — думает Кэллан.
Чем зарабатывать на жизнь?
Не очень-то много денег он отложил. У него обычные жалобы, как у любого бизнесмена: денег приходит много, но и утекает тоже прорва. Люди не понимают: нужно отдать долю Калабрезе и Персику, с ходу. Взятки чиновникам профсоюзов, копам. Еще надо и ребятам в команде заплатить. А уж потом они с О'Бопом делят остаток, что, конечно, немало, но не так уж и много, как кажется. А теперь вот еще придется отстегнуть в фонд Защиты Большого Персика... В общем, денег не столько, чтобы уходить от дел. Даже открыть какой-то легальный бизнес не хватит.
Да и вообще, какой бизнес-то? — думает он. Чему я выучен? Я только и умею — выбивать деньги, выкручивать руки и — от фактов не уйдешь — вышибать людям мозги.
— Что ты хочешь, чтоб я делал, Шивон?
— Ну хоть что-нибудь.
— Что? Служить официантом? Я не представляю себя с полотенцем через руку.
Долгая пауза в темноте, и она говорит:
— Тогда я, наверное, не представляю себя с тобой.
Когда Кэллан встает на другое утро, Шивон сидит за столом, пьет чай и курит. (Хоть из Ирландии возьми девушку, она все равно... думает он.) Он садится напротив.
— Я не могу просто так взять и уйти. Мне нужно время.
Шивон сразу задает конкретный вопрос, еще одно качество, которое ему в ней нравится, — она никогда не виляет,
— Сколько времени?
— Ну, с год, наверное.
— Это слишком долго.
— Но может, раньше управлюсь.
Она кивает, а потом говорит:
— Да, если только ты будешь двигаться к двери.
— О'кей.
— Я имею в виду — не сворачивая в сторону. Прямо к двери.
— Ну да, я понял.
И вот теперь, пару месяцев спустя, он старается объяснить все О'Бопу:
— Слушай, мне осточертела эта хренотень. Знаешь, даже не врублюсь, как оно все завертелось. Сидел себе в баре как-то днем, тут вошел Эдди Фрил, и потом как-то все закрутилось, вырвалось из-под контроля. Я тебя не виню. Я никого не виню, только с этим надо завязывать. Я выхожу из игры.
И, как бы ставя жирную точку, Кэллан собирает все свое оружие, заворачивает в оберточную бумагу и дарит реке. Потом отправляется домой поговорить с Шивон.
— Я тут подумываю о плотницкой работе, — делится он. — Ну знаешь, парадные двери, квартиры и всякое такое. Может, я даже научусь мастерить шкафы, письменные столы разные. Я надумал пойти переговорить с Патриком Мак-Гвиганом, может, возьмет меня бесплатно в подмастерья. У нас отложено немного денег, хватит продержаться, пока я не получу настоящую работу.