Власть Талисмана
Шрифт:
Далее история движется рывками через пространство и время, показывая, как «достойное ремесло масонов» появилось в Европе через Францию и наконец попало в Англию «во времена св. Олбана». [1067] Вероятно, здесь стоит отметить, что Фрэнсис Бэкон на вершине своей карьеры получил от Якова I титул виконта Сент-Олбанса, что связывает его (во всяком случае, по имени) с этой странной генеалогией франкмасонства в Британии.
Мы также с интересом отмечаем, что Гермес, «Отец Мудрости», предстает в роли первооткрывателя и распространителя утраченных знаний. Пусть даже не намеренно, этот сценарий во многом напоминает повторное открытие герметических сочинений в 1460 году и их последующее распространение. В главе 8 мы видели, что Марсилио Фичино и его интеллектуальные преемники, включая таких людей, как Джордано Бруно и Томмазо Кампанелла, действительно верили в открытие утраченной «магической религии» древних египтян и считали своим долгом нести ее человечеству.
1067
48. Ibid., p. 35.
Крайне непопулярная и противоречивая иностранная политика Якова I наряду с авторитарным стилем его правления и презрением к парламенту создала в Англии атмосферу всеобщей тревоги и недовольства. После его смерти в 1625 году на трон взошел его благовоспитанный, но слабый и довольно неуравновешенный сын — Карл I, которому предстояло привести монархию к прямому столкновению с народом и парламентом. Назревала катастрофа.
Новый монарх продолжил непопулярную зарубежную политику своего отца и показал себя еще большим тираном и диктатором. Его ранний брак с французской принцессой-католичкой Генриеттой-Марией, сестрой короля Людовика XIII, не нравился пуританам, составлявшим большинство в Палате общин, но прежде всего неумелые действия Карла I в новой войне с Испанией и Францией и грабительский сбор средств с помощью незаконных налогов для финансирования войны в Шотландии привели парламент к скрытому мятежу в 1640 году.
Слухи о гражданской войне в Англии ходили повсюду. Наступили очень опасные времена. В Центральной Европе все еще бушевала Тридцатилетняя война; Испания и Франция воевали с Англией, а в самой Англии противостояние между монархией и парламентом достигло огромного накала. Взаимное недоверие и предательство вошли в норму, и приходилось быть чрезвычайно осторожным даже для того, чтобы выжить, не говоря уже о благоденствии. Атмосфера всеобщего недоверия и хаоса способствовала тому, что в определенных группах общества — среди интеллектуалов элитного дворянства и военных — возникла потребность в создании «нейтральной полосы», где мог был происходить свободный обмен взглядами на политику, религию и науку. Система масонских лож, защищенная ритуалами посвящения и тщательной проверки новых членов, обеспечивала структуру для удовлетворения такой потребности.
Эзотерическое (в отличие от строго практического) франкмасонство существовало в Шотландии довольно давно, возможно, с конца XV века. [1068] Со временем была введена система «акцепции», позволяющая принимать в члены общества людей, занимающих видное положение, но не обязательно имеющих отношение к ремеслу каменщика, строительству и архитектуре. [1069] Судя по всему, эта система попала в Англию с приходом к власти династии Стюартов. Теперь, когда перспектива гражданской войны стала реальной, масонские ложи послужили удобным местом для тайных встреч в дружеской и непринужденной обстановке с ритуалами и символикой, объединяющими людей из равных слоев общества, имевших сходные цели и духовные устремления.
1068
49. Lomas, op. cit, chap. 5.
1069
50. Pick and Knight, op. cit, pp. 23 and 43.
Открытый парламентский бунт начался в 1642 году. После неудачной попытки арестовать пятерых членов парламента Карл I и его сторонники из партии роялистов покинули Лондон и устроили «двор в изгнании» в Оксфорде, традиционном центре интеллектуальной элиты. Именно здесь в последующие годы сформировалось странное братство образованных людей, называвших себя «Невидимой Коллегией». Наиболее раннее сохранившееся письменное упоминание об этом таинственном братстве принадлежит знаменитому физику Роберту Бойлу в письме, которое он написал своему французскому наставнику в 1646 году. В этом письме Бойл утверждает, что теперь он прилежно занимается «естественной философией», основанной на принципах «нашего нового философского колледжа», и просит наставника прислать ему определенные книги, «за которые наша Невидимая Коллегия будет Вам чрезвычайно благодарна». [1070] Несколько месяцев спустя, в 1647 году, Бойл снова упоминает Невидимую Коллегию в письме к своему другу:
1070
51. Yates, The Rosicrucian Enlightenment,p. 182.
«Люди, заложившие краеугольные камни Невидимой, или Философской, Коллегии, время от времени оказывают мне честь своим обществом… Это люди столь высокого духа и обширных познаний, что учебная философия является лишь низшей ступенью их учености… Их добрая воля распространяется на все дела человеческие, и в своем стремлении поставить просвещение на благо общества они готовы заботиться обо всем человечестве». [1071]
Термин «Невидимая Коллегия» с описанием ее деятельности и интересов сразу же наводит на мысль о «невидимой коллегии» братства розенкрейцеров. Высокие интеллектуальные и человеческие качества, перечисленные Бойлом, совпадают с качествами, приписываемыми членам братства розенкрейцеров, — к примеру, на плакатах, внезапно появившихся по всему Парижу в 1623 году. [1072]
1071
52. Ibid, p. 183.
1072
53. Ibid.
В молодости Бойл провел в Париже некоторое время, обучаясь во Франции и Швейцарии, поэтому вполне возможно, что он слышал о розенкрейцерской «невидимой коллегии» от своих наставников или других знакомых. Фрэнсис Йейтс также отмечает странное сходство терминологии, используемой Бойлом в письмах к его наставнику и Фрэнсисом Бэконом в «Новой Атлантиде». Оба автора говорят о высокоученом братстве, — которое остается «невидимым» и работает на благо всего человечества. [1073] Многие исследователи сходятся в том, что Теодор Гаак и Джон Уилкинс, вероятно, были основателями «Невидимой Коллегии» Бойла. [1074] Теодор Гаак был немецким иммигрантом, поселившимся в Англии в 1620-х годах, а Джон Уилкинс — викарием, который впоследствии стал епископом Честерским. На первый взгляд между этими двумя людьми нет ничего общего, но нам известно, что Гаак был беженцем из Палатената, а Джон Уилкинс был капелланом принца Карла-Людовика, старшего сына Фридриха V и Елизаветы Стюарт. Другими людьми, которые могли иметь связи с Невидимой Коллегией Бойла, были архитектор Кристофер Рен и алхимик Элиас Эшмол. Невидимая Коллегия впервые собралась в Лондоне в 1645 году, а в 1648 году переехала в Оксфорд. Давайте ближе познакомимся с ее деятельностью и с задачами, которые ставили перед собой ее члены.
1073
54. Ibid.
1074
55. Ibid, p. 182.
В Англии Теодор Хаак играл роль неофициального дипломатического советника курфюрста Пфальцского, а также представителя епископа Богемского Яна Амоса Коменского, лучше известного под именем Комений (1592–1670). [1075] Комений был епископом богемской церкви до ее роспуска в 1620 году после битвы при Белой Горе в окрестностях Праги. Он отправился в ссылку вместе с другими протестантами в 1628 году и поселился в Ыольше, где стал ректором гимназии в городе Лежно. Там он разЬаботал новую христианскую философию, которая называласъ пансофия, или «всеобщее знание», выраженную на одном общем языке, для того чтобы способствовать общению и взаимопониманию среди ученых всего мира. Идеи Комения были опубликованы в 1631 году в труде под названием Janua Lin — guarurrki который привлек интерес великого немецкого филантропа и просветителя Сэмюэля Гартлиба, жившего в Англии с середины 1620-х годов.
1075
56. Ibid, p. 177.
Гартлиб, чьи идеи были вполне созвучны розенкрейцерским, основал общество, известное под названием «Дом Обращений», с целью содействовать «накоплению знаний». [1076] Это учреждение побуждало европейских интеллектуалов переписываться и обмениваться идеями; оно имеет сходство с «Домом Саломона» Фрэнсиса Бэкона. В обоих случаях речь идет об элитном международном братстве, чья цель заключается в реформах общества и служении человечеству.
В 1640 году, за два года до начала гражданской войны в Англии, Долгий Парламент выступил с предложением радикальных реформ, которые при их осуществлении лишили бы династию Стюартов большей части ее властных полномочий. В обстановке больших общественных ожиданий и энтузиазма нашлись люди, поверившие в то, что утопическое общество, о котором они так долго мечтали, возможно, будет построено в Англии. В парламенте звучали страстные речи, одна из которых принадлежала специально приглашенному Сэмюэлю Гартлибу, который представил свое видение «английской утопии». Он надеялся, что парламент разделит его взгляды и «заложит краеугольный камень мирового счастья».
1076
57. Ibid, p. 176.