Власть земли
Шрифт:
Терехов и Андреев не ответили им и стали раздеваться.
Хозяин постоялого двора подошел к ним с низким поклоном.
— Коней побереги, а нам поесть чего-либо, ежели горячего, да сбитня бы, — говорил Терехов, медленно снимая тяжелую шубу и высокую меховую шапку.
— Вояки, вояки! — воскликнул толстый поляк.
Русские быстро обернулись, и их лица быстро прояснели, когда они увидели прибывших в полных воинских доспехах. Они же, словно не слыша восклицания поляка, спокойно подошли к столу и сели подле торговых людей.
Но едва они сели, как один из поляков нагнулся через стол и нагло сказал товарищам:
— А сдается мне, что этот лайдак бежал у меня в лес у Царева Займища.
— Они все, как собаки, друг на друга похожи, — ответил ему его сосед.
— Ну, панове, за католическую веру на их Руси поганой, за короля Жигмонта, за Речь Посполитую. Виват! — крикнул толстый поляк, видимо уже пьяный, и поднял кружку.
— Виват! — ответили его товарищи.
Андреев схватился рукой за меч, но Терехов толкнул его, и он хмуро отвернулся. Красивый купец вспыхнул, как небо при солнечном закате, но сдержался тоже. Он обратился к Терехову и спросил:
— Издалека едешь, господин честной?
— По Руси бродили, теперь на Москву едем!
— Ох, тяжко там нашим приходится! — вздохнул купец, на что его товарищ быстро ответил:
— Небось отольются слезы наши!
— А по какому делу? — снова спросил купец.
— Дело мое… А впрочем, может, и вы мне помощь окажете. — И Терехов вполголоса рассказал ему о своем горе.
Купец слушал его, и его лицо оживлялось.
— Окажу, господин мой, окажу! — весело ответил он.
В это время один из поляков, видимо раздраженный равнодушием к ним русских, заговорил пьяным голосом:
— Эй, ты, лайдак! Я тебе про твою невесту расскажу!
Терехов задрожал и впился в него глазами.
— Го-го-го! — загрохотали поляки.
— Взял твою невесту храбрый рыцарь, взял ее себе в полюбовницы, и полюбила она его, як сердце, а на тебя, собаку, плевать хочет! Хочешь, поклон свезем?
— Для чего, коли он на Москву едет! Сам повидает!
— Ты его попроси на кол себя посадить пред ее оконцем, чтобы видеть, как они милуются.
Терехов вскочил, весь дрожа. Андреев выхватил меч.
— Паны, ратуйте, бьют! — заорал вдруг толстый поляк, и все поляки, выхватив сабли, крикнули:
— В бой!
В это время произошло что-то невероятное. Тяжелый сосновый стол вдруг сдвинулся с места и разом прижал всех поляков к стене. В тот же миг купец выпрямился и громовым голосом сказал: «Ну, песьи дети, молитесь Богу!» — и, обратившись к толстому поляку, прибавил: — И как же это ты, пан, не узнал сразу Гришки Лапши, шиша, твоего супротивника?
— Смилуйся! — закричали поляки.
— Вот тебе и рыцари! — засмеялся Лапша. — Ну, сабли на стол, живо!
Сабли зазвенели и упали на стол. Товарищ Лапши быстро собрал их и кинул к печке.
— А теперь, по одному, за двери! А ты, толстый, — обратился Лапша к поляку, — у нас до утра заложником будешь. Вылезай!
Став у края стола, он осматривал каждого вылезающего поляка и быстро отнимал у кого кинжал, у кого пистолет, заметив их за поясом.
Сконфуженные поляки друг за другом скрывались за дверью, и скоро в горнице остался один толстый ротмистр. Он сидел красный, как вареный рак, и его короткие усы топорщились, как у моржа.
Лапша добродушно хлопнул его по плечу:
— Ну, храбрый лыцарь, пей свой мед, если охота, за здоровье своего круля.
— Пан меня завтра отпустит?
— Отпущу. На что мне тебя? Окорока коптить, что ли?
Толстяк облегченно вздохнул.
Тем временем Терехов с Андреевым оправлялись от неожиданности и с удивлением смотрели на Лапшу. Тот обратился к Терехову:
— А тебе, господин честной, я про твою Ольгу все поведаю. Жаль, что не встретились мы недели на две пораньше! Я бы тебе ее самое предоставил, а теперь…
Терехов побледнел.
— Где она?
— Снова у поляков, — тихо ответил Лапша. — Ну да мы ее выручим! Жаль, что сейчас с тобой идти не могу, — на Москву надо; да тебя вот Елизарушка проводит. А как мы нашли твою Ольгу да снова потеряли, про то выслушай.
Они сели, и Лапша начал свое повествование.
Терехов, выслушав рассказ этого главаря шишей, стрелой помчался бы к Теряеву, чтобы говорить с ним об Ольге; ведь князь виделся с нею, прожил вместе три дня и яснее Лапши мог понять ее душу. Правда, ревность точила его: он еще видел в Теряеве своего соперника, которого так еще сравнительно недавно он готов был убить; однако теперь это чувство смягчалось мыслью, что на Ольгу нет уже отцовского давления, что она сама вольна в своем выборе.
К сожалению, он не мог помчаться во всю конскую прыть, потому что их проводник Елизар был пеший.
— Сеня, возьми ты его на коня! — просил Андреева Терехов.
— Да я уж его звал!
— Сядь, добрый человек!
— Не могу, боярин, — ответил Елизар, — ишь я в простом зипунишке, а на дворе морозец во какой, так что я сейчас смерзну! Да ты не бойся: я пешой не отстану от вас. Пробежкой-то и согреешься скорее! — И, размахивая руками, словно обнимая невидимого борца, он шагал так быстро в своих лаптях и онучах, что кони нередко переходили в легкую рысь.