Власть земли
Шрифт:
Они тронули коней и скоро очутились в Можайске. Уже вечерело. Стража ездила по городу и загоняла русских в их жилища.
— А, рыцарь, вернулся? А где твоя королевна? — воскликнул Добушинский, увидев стремительно вошедшего Ходзевича.
— Го-го-го! — загрохотал Кравец, и его смех подхватил Одынец, когда Ходзевич сбросил плащ и оказался голым.
— Что за маскарад? — спросил Добушинский.
Одынец и Кравец продолжали хохотать, но их лица тотчас стали серьезны и в глазах отразилось участие, едва они увидели сожженную спину Ходзевича и услышали о его приключении.
— Ах, песья кровь! — крикнул Кравец. — Да мы их выжжем и вырежем!
— Спину-то все-таки залечить надо, — участливо сказал Добушинский.
— К черту! — ответил Ходзевич. — Дайте, панове, одеться, и поговорим.
— Постойте, я все-таки за жидом схожу! — сказал Одынец и выбежал из горницы.
Через четверть часа он вернулся со старым бородатым евреем. Ходзевич лежал на постели спиной вверх; она была сильно обожжена, и у самого хребта лопнула кожа и раскрылась рана.
Еврей осмотрел рану и покачал головой, а затем, вынув какую-то банку с мазью, быстро намазал ею больную спину Ходзевича. После этого, изорвав данную ему рубаху на бинты, он перевязал рану и, вздохнув, сказал:
— И все! Теперь заживать будет! Только пану спокой нужен!
Ходзевич скрипнул зубами.
— Нет мне покоя!
— Все же хоть три денечка, пан! — сказал еврей. — А я и завтра приду! — прибавил он, уходя.
В горницу вошел Свежинский и спросил:
— На чем решили, панове?
— Да вот три дня отдохнет, а там…
— Не хочу! — упрямо повторил Ходзевич.
Но на его слова никто не обратил внимания.
— А теперь выпьем! — предложил Кравец и захлопал в ладоши.
Три дня бездействия казались Ходзевичу мукой. Иногда он вскакивал, бегал по горнице и кричал:
— Дайте мне этому москалю горло перервать!
— Да успокойся! Все твое будет, — уговаривали его товарищи, — еще немного — и мы все поедем!
— Но куда? Вот это — задача! — сказал раз Добушинский.
— В лес, к тому же монастырю. Оттуда начнем свои поиски, — пылко ответил Ходзевич. — В четыре дня след не пропадет. Их немало там было!
— Так-то так, да они, верно, уже в другое место ушли!
Все эти дни только и толковали, что о своей экспедиции. Полковник Струсь разрешил Добушинскому и Одынцу взять свои роты и дать острастку шишам; только никто не знал, где найти их.
— А кого паны ищут? — вдруг спросил еврей, делавший однажды во время их беседы перевязку Ходзевичу.
— Шишей, парх! — ответил Свежинский.
— А что дадите, коли вам след покажут?
Ходзевич рванулся из рук еврея, сел на постели и крикнул:
— Пятьдесят злотых… тысячу! Только если обманешь, то на кол сядешь!
— Для чего я буду обманывать пана? — пожал еврей плечами. — Я дам пану своего Ицка, и он его прямо к шишу на нос приведет… в самое их гнездо.
Ходзевич спрыгнул с постели и закричал:
— Завтра же едем! Паны-братцы, не могу больше! Должен я его изловить. Не держите меня, молю вас!
— Что же, — сказал Добушинский, — завтра так завтра. У нас все готово!
— Ты приведи завтра, чем свет, своего Ицка, — приказал Свежинский, — А пока на в задаток! — И он, взяв пригоршню серебра, передал его еврею.
— Завтра рано-рано придет мой Ицка! — сказал еврей, жадно схватил деньги и, поклонившись, торопливо ушел.
— Уж и задам же я ему! — волнуясь, заговорил Ходзевич. — Жарить буду, жилы мотать, кожу сниму! Уф! — И его глаза сверкнули, как у волка.
Действительно, чуть свет утром явился Ицка, огромный рыжий парень с лицом разбойника, и поляки собрались в набег. Когда Ходзевич вышел из горницы, подле дома в четыре ряда выстроились уланы Добушинского. Сам Добушинский гарцевал уже на коне; Одынец тоже был в седле.
Ходзевич со Свежинским вскочили на своих коней.
— В путь?
— Чего же медлить!
Ицка взобрался позади Казимира на его лошадь, и все тронулись.
Через несколько минут, выехав из Можайска, они крупной рысью помчались по дороге к чернеющему лесу. Ходзевич волновался и говорил без умолку. Одынец был серьезен, а Добушинский со Свежинским, казалось, ехали на прогулку.
Густой лес окружил их со всех сторон. По замерзшей земле гулко раздавались удары копыт. Вдруг Ицка поднял руку вверх, и все быстро остановились.
— Так нельзя! — заговорил Ицка. — Они тут недалечко. Их нужно окружить, а как вы окружите, если вы такой шум делаете? Они услышат и сбегут.
— Жид правду сказал! — засмеялся Добушинский. — Эй, с коней долой и обвязать им копыта.
Все быстро спешились, у каждого нашелся войлок, и скоро все кони были с плотно укутанными ногами, а тем временем Ицка толково и подробно рассказывал, где и как окружить становище Лапши…
Между тем шиши, вполне уверенные в неприступности своего стана, отнюдь не ожидали даже возможности нападения. Дни после своего похода на монастырь они проводили в отдыхе. Одни ходили в лес стрелять дичь, другие чинили свою одежду, третьи просто ничего не делали. Так было и в тот день, когда на них двинулся Ходзевич со своим отрядом. Теряев сидел в горнице с Григорием Лапшой и говорил о том, как разыскать Терехова и где укрыть Ольгу.
— Потому, сам пойми, — сказал он, — наше дело ратное. Долго ли до греха? Нешто ей место тут?