Власть земли
Шрифт:
Князь словно закалился в жестокости, и его сердце не знало ни пощады, ни жалости. Люди любили его, как отца, и слепо шли за ним, куда бы он ни вел их.
Недалеко от того места, где остановился Ходзевич, князь Теряев-Распояхин временно разбил свой стан в лесу, на поляне. Его люди уже спали, сытно поужинав. Князь обходил посты, чтобы тоже лечь отдохнуть, и сказал своему наперснику Антону:
— Пусть в Москве бояре выбрали Владислава и замирились. Но не всей землей они это сделали, да и мне не по нутру. Опять, чай, и ты слышал, что ляхи в Можайске творят, а теперь еще им города на откуп отдали, так они там что хищные звери. Нешто можно терпеть такое?
— Так оно, так, господин, — начал Антон, — а коли и на Москве…
— Оставь! — нетерпеливо перебил его князь. — Да если вся Русь станет крест целовать этому схизматику, я один отрекусь и, пока жив буду, не пойду к ним для крестного целования. Ты откуда?
Пред князем выросла фигурка юркого Еремки.
— А на разведку ходил, — ответил он, — так вот…
— Поляки? — быстро спросил князь.
— Они!
— Много? Далеко отсюда? Сколько?
— Туточка недалече. Монастырь был, так в ем спят теперя. Я посчитал — коней сорок, не боле.
— Сорок коней? Хорошо! Дорогу знаешь?
— А то как же!
Теряев тихо засмеялся; его глаза сверкнули, как у волка.
— Антон, — сказал он, — буди тридцать человек. Скорее! Я уйду, а ты с остальными останься.
Антон отошел в сторону.
— Еще что узнал? — спросил Теряев.
— Шиши тут есть тоже, — сказал Еремка.
— С кем?
— С Лапшой.
Князь кивнул головой.
В темноте послышалась возня, лязг оружия, тяжелые шаги, и пред князем вырисовалась темная масса.
— Огня! — приказал Теряев.
Зажгли лучины; Антон взял пучок их в руку и пошел рядом с князем. Теряев осмотрел каждого отдельно, а потом сказал:
— Ружей не надо, оставьте, ножны от мечей — тоже-только стук будет. Возьмите каждый меч в руку, нож за пояс. Готово? Ну, с Богом! Еремка, веди!
Отряд тихо двинулся, идя гуськом.
Вскоре слева от него стал медленно выплывать на небо полумесяц и бросил бледный свет на верхушки деревьев.
— Далеко? — спросил Еремку князь.
— С полчаса времени! — ответил Еремка.
Они медленно, осторожно продвигались вперед, словно волки к овцам.
Ходзевич со Свежинским в это время спали, налившись русским медом; жолнеры, тоже изрядно выпив, следовали примеру своего начальства. Только пахолик Ходзевича, Казимир, полудремал у коновязи на дворе. И Ходзевич, и жолнеры расположились в церкви, пьяный Свежинский во весь рост вытянулся на плащанице [28] , Ходзевич лежал подле него, положив под себя большую икону.
28
Плащаница — полотнище с изображением тела Христа в гробу. — Ред.
Вдруг крики ужаса и стоны разбудили их. Они вскочили, ничего не видя. В темноте происходила какая-то сумятица, были слышны удары мечей и крики.
— Матка Бозка! Смилуйся! В бой! — кричали поляки.
— С нами Бог! Бей их, собак! — слышалось в ответ.
— Напали! — хватая саблю, сказал Свежинский.
— Верно, шиши! — ответил Ходзевич. — Иди к выходу! Руби!
Плотно прижавшись друг к другу, они двинулись к выходу, беспорядочно в темноте махая мечами. Светлое пятно лунной ночи показывало им выход. Несколько фигур мелькнуло мимо них.
— Нам не справиться, — сказал Свежинский Ходзевичу, — как выйдем, сейчас на конь!
— Ладно!
Они вышли. Лунный свет заливал теперь монастырский двор и освещал сумятицу. Кони ржали и носились по двору. Несколько человек ожесточенно рубились. Какой-то жолнер вскочил на лошадь и быстро помчался прочь.
— Бежим! — крикнул Свежинский и бросился к коню.
Ходзевич побежал за ним, как вдруг в эту минуту пред ним выросла фигура Теряева. Ходзевич не узнал его, но князь узнал сразу, и его сердце охватила безумная радость.
— Сдавайся! — закричал он. Ходзевич вместо ответа отмахнулся саблей, но Теряев быстро отбил удар и занес свой меч над его головой, но тотчас раздумал и закричал: — Гей!.. В плен!
Шиши бросились сзади на Ходзевича, и через мгновение он лежал перевязанный веревками.
Тем временем Свежинский сломя голову мчался к Можайску. По дороге к нему пристали трое жолнеров и Казимир.
— Шиши! — сказал в ужасе один из них.
— Кто бы подумал! Вот и мирись с русскими! — сказал другой.
— Моего господина взяли! — плача, объявил Казимир.
Свежинский ударил лошадь и помчался еще быстрее.
Между тем Теряев оглядел монастырский двор. В это время к нему подошел Еремка; в его руках дымился кровью длинный поясной нож.
— Все, князюшка! — сказал он.
— Что сделали?
— Десять ляхов зарубили, шесть поранили, а семнадцать собак перевязали.
— А наших?
— Четырех зарубили да один ранен, Митюха!
Князь снял шлем и перекрестился.
— За правое дело умерли! — сказал он и отдал приказание: — Сейчас беги к Антону, и пусть все сюда перейдут станом. Здесь хорошо! Убитых схоронить, пленных — на кол, а этого… вон сюда, в сторожку! — И он толкнул ногой Ходзевича.
Еремка быстро передал приказание и сам исчез. Двое шишей подошли к Ходзевичу и, взяв его за голову и ноги, как труп, понесли в избушку, стоявшую у ворот.
— Огня! — приказал Теряев, входя следом за ними.
Внесли поставец и вставили в него пучок смоляной лучины.