Власть земли
Шрифт:
— Я ручаюсь, что ничего не случится, — ответил Гонсевский. — Поезжайте сами к королю и уговорите его выслать скорее Владислава. Все будет хорошо!
В дверях палатки показался жолнер.
— Бояре из Москвы! — доложил он, и за ним в палатку вошли князья Голицыны, Волконский и Мстиславский.
Гетман торопливо встал им навстречу.
— Мы к тебе с просьбой! — поклонились ему князья.
— А что?
— Да слышали мы, что ты хочешь свое войско отвести, — сказал Мстиславский. — Сделай милость, оставь его у нас!
Жолкевский нахмурился.
— Так, вельможный пан, — заговорил Голицын, — нельзя инако. Если ты не займешь Москвы и уведешь войско, народ сейчас за «вора» станет и нас перебьет. Придет «вор» на Москву — и опять кровь польется! Не губи нашего дела!
Жолкевский задумался, потом бросил на стол булаву и сказал:
— Ну, быть по-вашему!
В тот же день бояре стали составлять списки постоя и назначать города для продовольствия.
Утром 9 октября 1611 года {35} поляки вошли в Москву. Чтобы не пугать москвичей своей численностью, они вступали в город небольшими отрядами и тотчас были размещены по квартирам. Гетман со своим полком занял Кремль, Гонсевский — Девичий монастырь; в Китай-город стал Казановский; в Белом — Зборовский. Полки Струся стали в Верее, Можайске и Борисове.
В тот же день Ходзевич получил отпуск.
Часть вторая
Освобождение
Глава I
На поиски
Получив разрешение ехать, Ходзевич не мог всю ночь сомкнуть глаз. Он еще не знал, как и где будет искать Ольгу, но чувствовал, что найдет ее, и при этом нетерпение и радость охватывали его, отбивая от него сон. Он не давал спать и Казимиру, который лежал у порога его горницы, и, чуть рассвело, уже был на ногах.
— Поднимай солдат, готовь коня, Казя, а я к Феликсу пройду; он отпросился ехать со мною! — сказал он, торопливо одеваясь.
Свежинский еще спал, когда пришел к нему Ходзевич.
— Вставай, лодырь, вставай! — закричал он. — Смотри, сейчас солнце поднимется.
— Ах, чтоб тебя! — проговорил Свежинский, вскакивая спросонья. — Напугал даже.
Ходзевич стал торопить его.
— Ну уж врешь это!.. — сказал Свежинский. — Я на пустой желудок никогда с места не тронусь. — И, выйдя в сени, отдал распоряжение.
Через четверть часа пред ними стояли миса горячего пива, кровяная колбаса, хлеб и овечий сыр. Увидев еду, Ходзевич и сам присел к столу.
В горницу вошли Чаплинский и Круповес.
— Мы у тебя были, и пахолик сказал, что ты у Феликса. Ну вот и мы! Пришли проводить тебя!
— Челом вам!
Они сели. Чаплинский вытянул из своих шаровар глиняный кувшин и, ударив по нему, сказал:
— Для вас только, панове! Мне тут один боярин меду подарил. Добрый мед! И сладит, и жжет!
Свежинский достал чарки, и они стали пить.
— Ну, панове-други, — заговорил Круповес, — а скажите нам, как же вы поедете и где искать свою королеву будете?
— Да ведь след-то у меня есть! — ответил Ходзевич. — Пан Млоцкий ее в руках имел, да шиши отбили!
— Шиши! — Чаплинский даже вздрогнул. — Вот не хотел бы встретиться с ними, хотя ничего не боюсь!
— Ну а мы поедем прямо к тому месту, где Млоцкий с шишами встретился, и там весь лес изъездим. Однако пора!
Ходзевич встал и, подтянув пояс, прицепил саблю.
Миса с пивом была пуста, кувшин из-под меда валялся под столом. Глаза у всех посоловели.
— Ну, ехать так ехать! — сказал Свежинский.
Все вышли на двор. У крыльца стояли кони Ходзевича и Свежинского. Отряд в тридцать человек, спешившись, стоял в стороне.
— На конь! — крикнул Ходзевич, садясь в седло.
— Ну, желаем удачи!
Лошади рванулись, и отряд тронулся по узким московским улицам.
Город уже проснулся. На площади толпой стояли извозчики со своими странными колымагами и двухколесками. Торговые ряды были отперты, и купцы в своих остроконечных шлыках и разноцветных кафтанах громкими голосами расхваливали свой товар, но при виде польского отряда вдруг смолкли.
— А не любят они нас! — сказал Ходзевич.
— Разве есть за что? — возразил Свежинский и прибавил: — Но что за быдло! Сколько их, сколько нас, и мы над ними господа теперь! — В его голосе слышно было презрение.
Вдруг с его головы от сильного удара слетел шлем и покатился по улице.
— Шапку долой, схизматик! — вопил пред ним, махая палкой, какой-то исступленный старик, босой и почти нагой.
Свежинский в ярости схватился за меч, но Ходзевич удержал его:
— Оставь! Что говорил Гонсевский!
В этот миг удар палки сшиб и с его головы шлем. Пахолики бросились поднимать. Жолнеры сдвинулись и обнажили мечи.
— Снимайте шапки! — закричала толпа. — Это — икона наша!
Ходзевич увидел в воротах, под которые они ехали, икону. В другое время он показал бы себя, но теперь желание найти Ольгу пересилило его гнев, и он, пришпорив лошадь, увлек за собой отряд.
— Будьте, анафемы, прокляты! — донесся до него исступленный крик старика нищего.
Московские люди, видя бешено скачущий отряд, едва успевали сторониться на узких улицах.
Через полчаса поляки выехали из города. Свежинский оглянулся и злобно сказал:
— Я спалил бы это осиное гнездо!