Властелин бумажек и промокашек
Шрифт:
– Это не журнал мод, - презрительно высказался Химик, - это некрономикон какой-то. Ты на название глянь: "Godey's Lady's Book". Книга божественной Госпожи. Сектанская фигня. Увезет нас мамка к мормонам и заставит кукурузу сеять.
– Да че ты понимаешь, - отмахнулся Историк, - это самый массовый и популярный журнал, и не только из женских - вообще, на наше время. Французы после войны и революции сдали. Пока они отвоюют модный рынок пройдет не один год.
– А выглядит он как, - не унимался Химик, - почему он не в цвете, почему "редактор Сара Хейл" гордо красуется в середине страницы, а по бокам нелепые литографии женщин на лестнице, кухне и черт те знает
– Потому что редактор - сексист, - пошутил Историк, - кстати, новогодний выпуск для особо крутых клиентов они вручную размалюют краской - тебе понравится.
– Николай еще маленький, что бы ему нравились разукрашенные девахи, - саркастично ответил Химик.
Тут Николая толкнул Жорик, отчего-то после посещения фотосалона принявший многозначительный и гордый вид, и прошептал: "глянь, Ники, что я у Левицкого выпросил, когда мы уходили".
Он протянул ему руку с зажатым в ладошке нечто и Историк едва не свалился от хохота на пол.
– А говорил рано Николаю разукрашенных девиц, - хихикнул он, - а Жорику вот в самый раз.
В руке Жорика лежала миниатюрная игрушка-слайд на шнуровке, в центре которой был слайд простоволосой женщины, а по бокам было стекло, подставляя которое на центр можно было менять прическу, головной убор и одежду героини.
– Ничего себе, - сказал ошарашенный Химик, - слава богу хоть девушка одетая.
– Ай да Левицкий, ай да щукин сын, - выразился Историк, - потрафил царственному клиенту. Интересный русский семейный феномен: младший брат - драматург, обличающий власть, старший - министр. Один брат придворный фотограф, другой - революционер. Племянник - писатель, преданный анафеме, тетушка - фрейлина императрицы. Одна Россия служит, другая жулит.
– Все переплетено! Везде Сатирикон. Бездействие закона при содействии икон. Убейся если ты не коп и если ты не власть. Наш город не спасёт и чудодейственная мазь, - вдохновенно зачитал Химик.
– Респект Мирону, - поддержал Историк, - лучше не скажешь.
Карета проехала Аничков мост и Николай обратился к маме с просьбой об остановке перед воротами.
– Но зачем, Ники, - удивилась Мария Фёдоровна, - какая в этом надобность?
– Я хотел бы опустить в кружку свое скромное пожертвование, - промямлил Николай, - видит Господь, пока это все что я могу сделать, но я только в начале своего пути.
– Мой дорогой сын, - растрогалась матушка и прижала его к себе с неожиданной силой, - конечно, мы остановимся.
Карета притормозила у ворот, на тротуаре Невского, рассекая спешащую по своим делам толпу и фрейлина, приткрыв окошечко к кучеру, попросила Григория подождать у ворот.
Николай вышел в этот звенящий день, отдал воинское приветствие оказавшемуся рядом офицеру, вдруг узревшему царственную семью, и подошел к скромному деревянному ящику, прибитому между полосатой будкой и створкой ворот. Когда-то, читая в архиве пожелтевшую бумагу полицейского управления - разрешения "О выставлении у ворот Аничкова дворца на Невском проспекте в Санкт-Петербурге кружки для сбора пожертвований на устроенный в Александровском дворце в Царском Селе склад госпитальных предметов цесаревны Марии Федоровны" разве мог он предполагать, что встанет напротив нее и вложит в её узкую щель единственный свой царский капитал - рубль 1859 года "В память открытия монумента императору Николая I на коне". Подаренному ему дедом, еще когда Николай был малышом, после лекции о знаменитом тезке, его прадеде.
***
– Раз пошли на дело я и Рабинович, Рабинович
– Строго на север, порядка пятидесяти метров, здание типа будка, - поддержал его Химик, - как будем брать Хоменко?
И хотя Историка так и подмывало ответить: "на живца", он взял себя в руки - дело то нешуточное. Грабёж со взломом!
– Кто у нас охраняет Наследника?
– начал он перечисление, - казаки конвоя Е.И.В. дворцовые гренадеры и дворцовая стража. Ночью все спят, кроме патрулей и постов дворцовой стражи, к которой принадлежит Хоменко. Он дежурит сутки. Служебная квартира у него на первом этаже. Значит, нам нужна ночь и крепко спящий Хоменко. Ключи от его квартиры нам не нужны, мы сделаем отмычку.
– Ты полон талантов, мой друг, - похвалил его Химик и поинтересовался, - может и травить его тогда не стоит? Заберем миллион, когда дежурит.
– А вдруг зайдет, когда мы там шуровать будем, квартира в полминутной доступности, - вздохнул Историк, - и так тревожно, успокаивает только мысль что свое же, царское и забираем. Выпьет и отрубится - подчиненные не посмеют будить ночью начальство. Уложат в караулке, будут ждать утра. Но к делу. Девятнадцатый век - рай для наркоманов. В аптеках свободно продают в порошках опий и его производные. Через несколько лет в продаже будет кокаин и к началу двадцатого века - героин. У нас и сейчас богатый выбор: лауданум - раствор опия в алкоголе, сорока шести градусов, хлороформ в виде каплей от кашля "Kimball White Pine", морфий в виде сиропа - вообще от всех болезней. Все это есть в каморке у нашего милого старичка-педиатра, хотя в реале он больше фельдшер, - Чукувера. Заодно навыки взлома прокачаем.
– Хлороформ, надо очищать дальше, - принялся размышлять Химик, - в каплях он слабоват, у него такой своеобразный ментоловый привкус. Палевно. Морфий? Поить от кашля Хоменко сиропчиком? Сам то он лучше водки хлебнет. Порошок растворим чуть более чем хреново. Придется нагревать в спирте. Делать это на кухне в окружении поваров? Вот и остается лауданум, он уже алкоголем разбодяжен. Вкус у него горьковатый, так что в водке незаметно будет. Цвет только демаскирующий - насыщенно красный. Если опий в порошках купить я сам могу заварить настоечку на водке, гвоздике и корице. Отфильтровать и будет убойная, бесцветная жидкость.
– Просто повысим дозу лауданума, - сказал после некоторого колебания Историк, - разводить костёр в Аничковом саду и варить в котле опий не самое удачное решение. Николая никуда и никогда не выпустят одного, хотя аптека прямо через дорогу в доме напротив, а доверять Володьке купить опий мы не можем. Все придется делать одному. А с цветом... Нужна непрозрачная бутылка.
– Вспомнил, - воскликнул Химик, - Хоменко же на дежурстве к фляжке прикладывается. У Николая есть в памяти это воспоминание. Серебряная, с одной стороны плоская, с другой с царским вензелем. Да ему мамка наша её и подарила!
– Ничего странного, - объявил Историк, - он у Марии Фёдоровны в любимчиках ходит. Антуражный тип в медалях и крестах с бородой. Здоровый и почтительный с царской семьей. Если бы не эти три миллиона рублей, после смерти... Со всеми выплатами жалование у него не больше восьмиста рублей в год. Ну не у египетского же фараона Хоменко службу начинал!
– Хорошо, план в общих чертах ясен, - сказал Химик, - теперь конкретика: как мы забодяжим лауданум в его фляжку, и как сделаем отмычку. Имей в виду - я замки никогда не вскрывал!