Властелин ночи
Шрифт:
Райан взялся за ручку двери.
– Ничего не получится, – сообщил секретарь. – Уходя, мистер Харкурт всегда закрывает кабинет на ключ.
– Так откройте его, пожалуйста.
– Не могу. Единственный ключ мистер Харкурт носит с собой.
– Но при нем ключа не оказалось, – заметил Райан.
Повинуясь внезапному порыву, он дернул за ручку, и дверь распахнулась настежь. Секретарь охнул от изумления.
– Вы даже не проверили, заперт ли кабинет? – спросил Райан.
– Мне это и в голову не пришло, – ошеломленно пробормотал секретарь.
Из темного кабинета с массивным столом
– А кем был мистер Харкурт по профессии? – спросил секретаря Беккер.
– Э-э-э… – Секретарь снял очки, и глаза под ними оказались совсем маленькими. – Он был адвокатом.
– Барристером? – предположил Райан.
Барристеры имели право выступать в суде.
– Нет, солиситором.
– И его контора находится на такой престижной улице? – удивился Райан.
Солиситоры стояли ниже барристеров. Они в основном занимались бумажной работой: составляли завещания, договоры, оформляли кредиты.
– Мистер Харкурт был необычным солиситором, – ответил секретарь.
– Прошу вас, поясните.
– Я не могу нарушить конфиденциальность. Разрешите мне переговорить с одним из коллег мистера Харкурта и выяснить, какова в этом случае моя ответственность перед законом.
– Конечно.
Однако секретарь не двинулся с места, с подозрением наблюдая за тем, как Райан расхаживает по кабинету, подмечая детали обстановки.
– Здесь что-то не так, – заявил вдруг секретарь.
– Простите, что?
Он указал на дубовый комод в углу.
– Мистер Харкурт держал в нем самые важные бумаги.
– И что вас встревожило? – спросил Беккер.
– Дагеротип в рамке.
– Прекрасное изображение ее величества.
– Подарок одного из клиентов мистера Харкурта, – со значительным видом объяснил секретарь. – Но он стоит слишком близко к краю комода. – Он подошел и передвинул рамку. – По утрам солнечный свет падает прямо на комод, и мистера Харкурта предупредили, что это может повредить дагеротип. «Мы не допустим, чтобы изображение ее величества выцвело», – сказал мне мистер Харкурт и отодвинул его дальше к стене.
Райан выдвинул один из ящиков.
– Но комод тоже должен быть заперт! – воскликнул секретарь.
Инспектор выдвинул следующий ящик: папки с именами были разложены в строгом алфавитном порядке. Райана удивило, как много пэров и членов парламента оказались клиентами Харкурта, но он постарался сохранить безразличное выражение лица, читая имена самых влиятельных людей Лондона.
Одно из них особенно поразило его: Генри Джон Темпл. Так звали лорда Палмерстона.
– Я все же вынужден настоять на том, чтобы проконсультироваться у коллег мистера Харкурта, – вмешался секретарь, закрывая ладонью документы.
– Вы можете определить, не пропало ли отсюда что-нибудь? – поинтересовался инспектор.
– Нет, мистер Харкурт держал каталог у себя.
Секретарь задвинул ящики в комод, и Райан переключил внимание на обстановку кабинета. Он прошел
– Мистер Харкурт прячет ее там, чтобы клиенты не подумали, будто в его кабинете царит, как он выражался, кавардак, – объяснил секретарь.
– Когда вы видели своего хозяина в последний раз?
– Вчера вечером, около семи. Он сказал, что хочет еще просмотреть кое-какие документы и я ему больше не нужен.
Райан вытащил из корзины смятый лист бумаги.
Секретарь нахмурился.
– Должно быть, мистер Харкурт бросил его туда уже после разговора со мной. В шесть часов вечера все ненужные бумаги были собраны и сожжены.
– Вы знаете некоего Джона Солтрема? – спросил инспектор.
– Кого?
– Джон Солтрем. Так написано на этой бумаге. – Райан протянул секретарю листок. – Это почерк мистера Харкурта?
– Нет, и я никогда не слышал это имя. Не нарушая конфиденциальности, могу сказать, что это определенно не наш клиент.
– Джон Солтрем? – заинтересовался Беккер.
Инспектор обернулся к нему.
– Это имя что-то вам говорит?
– Возможно. – Беккер подошел ближе и шепнул Райану на ухо: – Может быть, это другой человек, но Джон Солтрем служил констеблем в те времена, когда я патрулировал улицы Ист-Энда.
– Найдите его, – распорядился Райан.
Название Ист-Энд лишь недавно стало синонимом худшей части Лондона. Четырьмя годами ранее, в 1851-м, была издана книга журналиста Генри Мейхью «Лондонские работяги и лондонская беднота» об ужасных условиях жизни в Ист-Энде, и это слово вошло в обиход. Для состоятельных людей из таких респектабельных районов, как Мейфэр или Белгравия, Ист-Энд казался не другой частью Лондона, а другой частью мира, его грязь и болезни были от них так же далеки, как самые страшные уголки Индии и других восточных владений империи.
Но Беккер, пять лет патрулировавший улицы Уоппинга в Ист-Энде, был хорошо знаком со всеми его ужасами, и сейчас ему казалось, будто бы он возвращается домой. Правда, воспоминания об убийствах, случившихся здесь в прошлом декабре, делали это возвращение не очень радостным.
Некоторые здания Уоппинга можно было назвать старейшими в городе, часть из них пережила даже Великий лондонский пожар, бушевавший двумя столетиями ранее. Покосившиеся стены и просевшие крыши давали приют десяткам несчастных. Запах был таким же отвратительным, как и грязь на булыжной мостовой. Убогие, оборванные существа жались к дверям и узким переулкам. Смешанный с дымом туман казался еще гуще и темнее в лучах заходящего солнца.
Из-за скрытого в тумане поворота появился чей-то силуэт, и Беккер приготовился к неприятностям. Где-нибудь в другом месте его одежда выглядела бы весьма скромной, но здесь превращалась в желанную добычу.
Силуэт, как выяснилось, принадлежал констеблю. Он придирчиво изучил Беккера в тусклом свете, словно пытаясь понять, что здесь может делать человек, не одетый в лохмотья.
– Ты вернулся сюда, чтобы немного поразбойничать, да? – усмехнулся констебль. – Не думал, что снова увижу твою гнусную морду.