Властелин Темного Леса(Историко-приключенческие повести)
Шрифт:
Глава VII ЗЕМЛЯ СОДРОГАЕТСЯ
Обмирая от страха под суровым взглядом Главного Колдуна, Нум медленно пятился назад. Колени его дрожали. Он умоляюще протянул к Абахо руку, но не успел произнести ни слова.
Из недр земли снова послышался глухой гул, наполнивший сердце мальчика невыразимым ужасом. И внезапно земля под ним дрогнула, ушла из-под ног, качнулась сначала вправо, потом влево, затем снова ухнула куда-то вниз. Стены Священной Пещеры зашатались. Подземный гул усилился и перешел в рев, подобный раскату грома. Каменные глыбы с грохотом сорвались с потолка, пол пещеры сдвинулся складками, потом разошелся, а местами раскололся на куски, между которыми зазмеились узкие, глубокие трещины.
Нум увидел, что Абахо бежит к нему, простирая длинную худую руку, и снова попятился, желая избежать удара. И в ту же минуту огромная каменная глыба обрушилась со свода и упала между ними. Острые гранитные осколки брызнули во все стороны. Светильники погасли. Факел выпал из рук Нума и покатился по земле. Густая удушливая пыль заполнила горло. Он бессознательно протянул руки вперед. Пальцы его уперлись в шероховатую поверхность камня, еще вибрировавшую после падения.
На мгновение наступила тишина, словно земля переводила дыхание после исполинского усилия. Затем пол под ногами Нума снова заколебался, но уже не так сильно, как в первый раз, однако в этом медленном упорном раскачивании было что-то еще более ужасающее. Казалось, земля не может остановиться, не может унять охватившую ее дрожь.
Нум хотел крикнуть, но не смог. Рот его сводило судорогой, он с трудом дышал. Тошнота подступала к горлу, ледяной пот струился по всему телу. Страшное, противоестественное колебание почвы под ногами наполняло его неизъяснимым ужасом. Наконец утробная дрожь земли завершилась новым, последним толчком, и наступила тяжелая тишина.
Нум поднялся, шатаясь, с отуманенной головой, не сознавая ясно, жив он или нет. Вдруг, сквозь звон в ушах, до его слуха донесся слабый голос, упорно повторявший его имя:
— Нум! Нум! Нум!..
Испуганному воображению мальчика на миг представилось, что Духи Тьмы зовут его к себе из подземных недр. Но, вслушавшись, он узнал голос Абахо, почему-то доносившийся к нему словно издалека.
Окончательно придя в себя, Нум почувствовал, что дрожит всем телом, меж тем как в груди растет и ширится странная, никогда не испытанная раньше тоска. Вечный мрак, без просвета и исхода, окружал его со всех сторон, сковывал его разум, его волю, его движения. Колени мальчика подогнулись, и он без сил опустился на холодный, усеянный острыми обломками, земляной пол.
Под руку ему попался какой-то предмет. Нум поднял его. Это был факел, который мальчик выронил, когда каменная глыба рухнула перед ним с потолка. На конце факела чуть тлела красноватая искорка.
Стиснув зубы, Нум постарался обрести немного хладнокровия. Это удалось ему, хотя и с большим трудом. Тогда он принялся потихоньку дуть дрожащими, непослушными губами на эту крохотную багровую точку, в которой заключалась для него единственная надежда на спасение. Терпеливые усилия мальчика увенчались успехом. Искорка понемногу разгорелась, и скоро факел снова вспыхнул ярким пламенем. В неверном, колеблющемся свете его перед глазами Нума предстала страшная картина царившего вокруг разрушения.
Пол Священной Пещеры был прорезан глубокими, узкими трещинами, загроможден упавшими со сводов гранитными глыбами. Груда камней наглухо закрывала выход. Рядом с огромным обломком скалы неподвижно лежал Абахо, широко раскинув в стороны худые руки. Правая нога его была неестественно согнута и откинута в сторону; кровь текла из глубокой раны на бедре. Глаза были плотно сомкнуты, лицо бледно и безжизненно.
Нум воткнул свой факел в трещину пола, бросился к Мудрому Старцу, склонился над ним. Слезы душили мальчика.
— Учитель! — крикнул он хрипло и отчаянно. — Учитель, не умирай! Не умирай!
Он сам не понимал, почему эти слова срывались с его дрожащих губ.
Но серые глаза Абахо не открывались. Дыхание не приподнимало его грудь. Руки были по-прежнему раскинуты крестом, раскрытые ладони перепачканы землей и кровью. Нум растерянно осмотрелся по сторонам и встретился взглядом с большим быком. Длинная трещина змеилась вдоль могучей груди благородного животного, словно раздирая ее надвое; глаза смотрели на мальчика с гневным упреком.
Под этим суровым взором Нум ощутил всю тяжесть совершенного им преступления. Снова, во второй раз, он нарушил Священные Законы племени Мадаев и навлек на них гнев и месть таинственных и грозных сил природы. Как смел он оставаться в живых, когда самый благородный и самый мудрый из его соплеменников умер? Проклятие ногам, которые привели его сюда, проклятие рукам, схватившим горящий факел в пещере Абахо, проклятие глазам, созерцавшим Тайну, скрытую от непосвященных! И пусть будет трижды проклята его глупая голова, полная самонадеянных и дерзких мыслей, ложной гордыни и дурного любопытства!
Повернувшись спиной к большому быку, раны которого, казалось, кровоточили от потеков красной охры, Нум дико вскрикнул и в порыве отчаяния ударился изо всех сил головой о неровную поверхность каменной стены. Острый выступ глубоко рассек кожу на его лбу, кровь хлынула из раны, заливая глаза. Физическая боль утоляла душевную. Нум ударился еще и еще раз и вдруг услышал позади себя слабый, прерывающийся голос Абахо:
— Нум! Нум! Перестань сейчас же! Не смей!
Но Нум уже не мог остановиться. Удары, которые он с такой яростью наносил себе, заглушали мучительный стыд и раскаяние, терзавшие сердце мальчика. Только после третьего окрика Абахо он справился с собой настолько, что нашел мужество оглянуться.
— Нум! Ты мне нужен! Подойди сюда.
Упав к ногам Мудрого Старца, Нум разразился отчаянными рыданиями:
— Прости! Прости меня, Учитель!
Абахо не останавливал его. Нум плакал, кричал, молил о прощении. Наконец Главный Колдун с усилием поднял руку, положил ее на голову мальчика и погладил его слипшиеся от крови и пота волосы, испачканные пылью и грязью. Прикосновение этой большой доброй руки немного успокоило Нума. Он закусил до крови губы и усилием воли подавил рыдания. Но отвращение к себе по-прежнему жгло его как огнем. Распухшие губы шептали: