Властелин воли
Шрифт:
– Я сегодня звонил в Москву, договорился: на той неделе приедет крупный специалист из ЦКБ…
– Пап, подпиши постановление о сносе дачи. – Виктория Иннокентьевна, не докурив сигарету, нервно затушила ее в пепельнице.
– Ты… чего это, Вика? – мэр недоуменно уставился на дочь.
– Ты понимаешь, что, как только мы связались с этой дачей, у нас все пошло наперекосяк.
– Ты с ума сошла, мы туда уже вбухали только своих миллион зеленых!
– Да ладно, папик, не свисти. Еще скажешь, нажитые непосильным трудом…
– Вика,
– Пап, ты знаешь, что о тебе уже говорят по городу? А я знаю. И потом если ты серьезно намерен выдвигаться на должность губернатора, то тебе уже сейчас пора подумать о своем имидже. А эта дача сейчас у всех как бельмо в глазу. Вот мы намеревались в мае поехать в Испанию. И что? Поездочка накрылась! – Виктория Иннокентьевна со злостью посмотрела в глаза отцу. – И кто я теперь? Вдова при живом муже. Через день ходить в больницу с передачками и слышать, как за спиной злорадствуют даже мои бывшие подруги? – Женщина всхлипнула, закрыла лицо ладонями.
– Вика, успокойся, все устроится… – Иннокентий Петрович достал носовой платок, подал его дочери, – ну-ну… не надо, дочь…
– Пап, – Виктория Иннокентьевна с мольбой во взгляде подняла заплаканное лицо к отцу, – ну, ради меня оставь эту дачу, я чувствую, что все это из-за нее. Я тебе потом объясню, просто сейчас мне это трудно осознать.
– Ну, хорошо, хорошо, если ты так против нее настроена… Ну, продадим кому-нибудь, ладно, сколько-то там потеряем…
– Нет, только постановление о сносе как незаконно построенной. – В голосе дочери было знакомое железобетонное упрямство. Давить надо прямо сейчас: уж кого-кого, а своего папика она изучила.
– Ну, ладно, Вика, потом обсудим, иди. У меня дел сегодня невпроворот, день какой-то бешеный…
Выпроводив дочь из кабинета, Иннокентий Петрович подошел к окну, задумался. А может, действительно Вика права? Город ахнет: мэр снес дачу у собственного зятя. А тот, видать, надолго залег. А мне она что, нужна, дача эта? Когда ею заниматься? Славик, его давний друг, из аппарата президента, вчера звонил: если выборы в городе пройдут хорошо, то есть как надо, то дорога для него в кресло губернатора будет расчищена. Вот тогда я развернусь! – Иннокентий Петрович повернулся к портрету Ельцина и подмигнул ему. – А дача… да хрен с ней, с этой дачей, что я, не заработаю, что ли, еще?
Глава VII
Александр Юрьевич Тихорецкий ожидал Пашу-Пианиста в Измайловском парке. В центре Москвы встречу не назначил, чтобы избежать какой-либо случайности. Он прогуливался вдоль аллеи и откровенно наслаждался теплым апрельским солнцем.
С Пашей они виделись давно, года четыре назад. О работе с этим агентом он до сих пор вспоминает с удовольствием. Использовал его в самых острых мероприятиях и в таких ситуациях, когда их лучшие технари пасовали перед, казалось, невыполнимой задачей. А он брался и справлялся с любым заданием безукоризненно. Ни разу за все время, что он с ним работал, он не сделал ни одного прокола.
Особенно запомнилась та операция, по дипломату из Пакистана. Паша ехал с ним в троллейбусе, а он – с ребятами своего отделения – следом за троллейбусом на автомашине. Агент вытащил бумажник у объекта, на остановке передал его им. Проверили – не то, нужной информации не было! Передали Паше бумажник, он его положил обратно пакистанцу во внутренний карман пиджака, из другого кармана вытащил записную книжку, передал снова его ребятам. Теперь было то. За две минуты всю книжку пересняли, обратно передали агенту, и он снова положил эту книжку туда, откуда взял. За десять минут операции пакистанский дипломат так ничего и не почувствовал. Тогда они раскрыли всю сеть…
Четыре года назад Александр Юрьевич с сожалением сдал Пашу в архив. Это было при Бакатине. В их отдел нагрянула проверка. Проверяющий из Центра, бывший партийный работник, когда ознакомился с личным делом агента, устроил ему и его руководству разнос: «…Нам нужны агенты идейно преданные и политически подкованные, а не уголовники…» Много они сдали тогда хорошей агентуры, а теперь попробуй сейчас, набери таких. Человек, который даже с уважением относится к Конторе, бежит от нас как черт от ладана: грязью поливают все кому не лень! Добром это не кончится!
Павел подошел точно в назначенное время:
– Александр Юрьевич, а вы нисколько не меняетесь: как были молодым и спортивным, так и остались таким…
– Да нет, Паша, меняюсь тоже. Здравствуй, ты-то как?
– Я как все: тружусь по мере своих сил на ниве перестройки социалистического хлева в капиталистический бордель… А вас, я слышал, можно поздравить с повышением.
– Можно, – усмехнулся Тихорецкий, – сейчас на должности начальника отдела.
– Александр Юрьевич, без всякого подхалимажа: рад за вас.
– Спасибо, Паша, но… если честно, все это мелко; у меня к тебе вот что. – Чекист взял Пашу-Пианиста за локоть, приглашая пройтись немного по аллее. – Как ты смотришь на то, чтобы чуть-чуть поработать на державу?
– С вами, Александр Юрьевич, куда угодно! Только скажите!
– Ну, тогда слушай. Пасем мы одного швейцарца. По нашим данным, завтра он должен вывезти самолетом крупную партию необработанных алмазов, где-то полкилограмма. Вся беда в том, что у него иммунитет. Понял меня?
– В тему въехал.
– Брать надо наверняка. В багаже он навряд ли повезет. Скорее всего, будет проносить в плечевой сумке. Твоя задача – только проверить, действительно они у него в сумке или нет. А дальше мы уже сами…
– Александр Юрьевич, так уж ставьте задачу по полной программе: я возьму алмазы, а вместо них подложу, ну, к примеру, стеклянную крошку, вот у него дома харя вытянется…
– Нет, Паша этого ты делать не будешь. Там у нас уже разработан другой вариант.
Александр Юрьевич не стал объяснять своему бывшему агенту, что санкцию на его участие в операции он так и не получил. Более того, всю операцию чекисты проводят на свой собственный страх и риск, так как их куратор из Госдумы запретил им вообще проводить какие-либо операции по гражданам Швейцарии, объясняя это принципом «политической целесообразности».