Властитель груш
Шрифт:
Пока они перемигивались, Карл громко и зло рассмеялся:
– Кого ты наколоть пытаешься? Тиллер со своей шайкой сидит в трущобах по милости города. Высунется оттуда без спроса – и повиснет рядом с тобой! Думаешь, он станет со всем Каралгом бодаться за твоё вонючее пойло?
– Тронь моё вонючее пойло – и тогда увидишь, – угрюмо отрезал Курт.
Великан в упор смотрел на франта, а тот с нахальной улыбкой положил руку на меч.
Дело приобретало скверный оборот. Правда, теперь появился ещё один аргумент за то, чтобы ничего не сжигать, да только на другом
– Ладно, похоже, у нас остался один способ всё уладить!
Говорить, думать и переставлять ноги приходилось одновременно, потому как поножовщиной в воздухе пахло уже гораздо сильнее, чем выпивкой. Бойцы Карла сгрудились за расфуфыренным командиром и свирепо сопели. Мрачные люди Мюнцера с клинками и палками образовали некое подобие строя меж двух чанов.
И так всякий раз, когда ведёшь одно стадо баранов на другое.
Гёц остановился прямо перед великаном, ткнул его пальцем в грудь и спокойно произнёс, глядя снизу вверх:
– Мы с тобой сойдёмся за винокурню и остальную твою халтуру. На кулаках. Сейчас.
Курт хохотнул, самогонщики поддержали хором смешков. В меньшинстве показывать видимость сплочённости как никогда полезно.
– Какого…
Карл прозвучал не очень-то весело. Шульц отмахнулся, призывая к тишине, но того, кажется, жест взбесил ещё сильнее:
– Гёц, ты с утра башкой ударился?! Будешь с этим псом драться, чтобы к верности принудить? Папаша тебе туза…
– Карл, завались! – рявкнул Гёц. – Кому папаша дело поручил? А?
Поднявшись до грозных воплей, он уже не мог себе позволить стать тише; металлические нотки ещё сильнее задребезжали в глотке, когда он снова обратился к Курту:
– Ну? А ты язык в задницу успел засунуть?
Хитрый огонёк в левом глазу Мюнцера боролся с пламенем гордыни, полыхающим в правом зрачке. Под взглядами полусотни человек второе неудержимо брало верх. Нужно только чуть поднажать – и Шульц нажал, обернувшись к зрителям и воскликнув:
– Только поглядите – Курт Мюнцер зовёт на помощь трущобных вояк и не хочет сам за свою хибару постоять!
– Довольно! – проревел самогонщик.
Через секунду о пол громыхнула брошенная алебарда, и он начал прямо тут же стаскивать с себя старый солдатский колет, громко сопя и бранясь сквозь зубы:
– Горлодёр мелкий, да я тебя одной рукой размажу…
С каменным лицом Гёц отступил от пыхтящего великана. Руки машинально расстёгивали пояс с пистолетом и кортиком, крючки дублета – взгляд пытался охватить поле предстоящей битвы перед воротами.
– Если обделаешься, Даголо тебе оторвёт всё, что Курт не сумеет, – предусмотрительно заметила Эрна, принимая оружие из рук бойца.
– Угу.
Доля истины тут есть, но они ведь оба знали: Гёц Шульц не станет за проигрышную
И тем не менее…
– Если обделаюсь, пусть Берт позаботится, чтобы для Даголо что-нибудь осталось, – сухо ответил он и перебросил через её согнутый локоть дублет, а за ним и рубаху.
Лицо женщины прорезала кривая ухмылка.
– Да, давай, петушись на здоровье. А я буду присматривать, чтобы тебе хвост не открутили.
– То есть… э-э… как обычно?
Люди собирались в большой круг. Неплохой способ выпустить пар без разбивания морд – и перегонных кубов тоже. Носатый Колум вовсю суетился и жал руки паре громил Даголо, принимая ставки. Трефы времени зря не теряют, даже если их главарю сейчас переломают кости.
Впрочем, за ставками Гёц не следил – сегодня ставили на него, так что ему достаётся забота другая.
Раздетый по пояс, Курт утратил остатки изящности: годы мало кому на пользу идут, особенно годы полной и насыщенной жизни ландскнехта. Но по сравнению с ветеранами с паперти он казался вполне способным соединить твой пуп с хребтом и проделать твоей головой несколько дырок в стенах, чтоб дышалось полегче. Под жирком на пузе и боках угадывалась настоящая броня из мышц, а россыпь уродливых шрамов яснее любых баек говорила о живучести здоровяка. Таких надвигающаяся старость сгибает с большим трудом, и только спустя не один год, потеряв наконец терпение, сметает с ног одним махом.
Самогонщик наклонил голову налево, потом направо, разминая бычью шею, помахал руками, обвёл гудящих зрителей хозяйским взглядом.
– Если ляжешь – Даголо ни пфеннига не получит! – крикнул он, оборачиваясь наконец лицом к противнику.
«Лучше бы тебе лечь, – раздражённо отметил Гёц, – не то Даголо сперва мне отвернёт башку, а потом придёт сюда сам и тебя в твоём же бренди утопит».
– Ты скалься, Курт, пока есть чем, – коротко проворчал он вслух и вышел вперёд на полусогнутых, поднимая сжатые кулаки на уровень лица. К чьему бы то ни было разуму взывать поздновато.
Осторожно семеня по небольшому пятачку, они обменялись парой коротких пробных тычков, чтобы прощупать друг друга и заодно разогреть толпу. Курт смотрел сверху вниз, краешек его рта то и дело норовил уползти к весело блестящему глазу. Гёц отвечал сосредоточенным взглядом снизу, держа челюсти и губы плотно сомкнутыми.
Мюнцер наконец ударил серьёзно, целясь в голову. Шульц резко присел и низко зарядил в ответ левой, целясь в живот – кулак соскользнул по вовремя выставленному локтю, но он тут же добавил правой чуть сбоку.
«Угх», – сдержанно оценил великан удар по рёбрам. «У-у-ух!» – громко вздохнула толпа, прикидывая, верно ли поставлены денежки.
Курт ударил снова, на этот раз метя чуть ниже; Гёц отразил выпад и тут же отшатнулся назад, уходя от следующего удара правой – этот бы точно выбил из его головы… что-нибудь скверно закреплённое. Левой он коротко ударил в ответ, отступил перед следующим ударом и снова ткнул, не особо рассчитывая, что удар достигнет цели – нужно пока лишь раззадорить великана.