Властитель огня
Шрифт:
– Я хочу выступить с заявлением после того, как соберется Вараш.
– Я полагаю, это будет мудро.
– И я хочу, чтобы ты написал для меня это заявление.
– Как вам будет угодно.
– Тебе, Ари, ведомы потери. Как и мне. Так что вложи в это заявление душу. Открой кран и выпусти польскую боль, которая всегда с тобой. Сегодня страна будет плакать. И пусть плачет. Но заверь людей, что те звери, которые это совершили, понесут наказание.
– Понесут, господин премьер-министр.
Шамрон поднялся.
– Кто же это сделал, Ари?
– Мы об этом скоро узнаем.
– Я хочу его голову, – со злостью произнес премьер-министр. – Я хочу видеть его голову на палке.
– И вы ее получите.
Сорок восемь часов пройдут, прежде
4
Пансион (ит.).
Таким образом Шимон Познер получил вызов из штаба итальянской Службы разведки и обеспечения безопасности демократии. Он прибыл в десять часов вечера с минутами и был немедленно проведен в кабинет заместителя начальника по имени Мартино Беллано. Они были на редкость разными: Беллано – высокий, стройный, одетый так, точно он только что сошел со страниц итальянского модного журнала; Познер – маленький и мускулистый, с волосами, похожими на стальную стружку, и в мятом спортивном пиджаке. «Груда вчерашнего грязного белья» – так описал бы Беллано Познера после встречи, а впоследствии, когда все было окончено и стало ясно, что Познер вел себя далеко не честно, Беллано, отзываясь об израильтянине, обычно говорил: «Этот кошерный Шейлок во взятом напрокат блейзере».
Однако в тот первый вечер Беллано был необычайно внимателен к своему посетителю. Познер не был из тех, кто вызывает сочувствие у посторонних, но когда его провели в кабинет Беллано, глаза его говорили о непомерной усталости и глубокой вине за то, что он из выживших. Беллано несколько минут потратил, чтобы выразить свое «глубокое огорчение» по поводу взрыва, затем перешел к тому, зачем он вызвал Познера так поздно ночью, – к компьютерному диску. Он торжественно положил его на стол и щелчком наманикюренного указательного пальца подтолкнул к Познеру. Познер спокойно взял диск, хотя позже признался Шамрону, что сердце у него так и колотилось в груди.
– Мы не сумели взломать замок, – сказал Беллано. – Может, вам больше повезет.
– Мы постараемся, – скромно сказал Познер.
– Вы, конечно, поделитесь с нами всем, что сумеете найти.
– Можете не сомневаться, – сказал Познер, пряча диск в карман пиджака.
Еще минут десять прошло, прежде чем Беллано счел нужным закончить встречу. Познер стоически сидел в своем кресле, держась за ручки точно в припадке от переизбытка никотина. Те, кто видел, как он шел по широченному главному коридору, обратили внимание на его неспешную походку. Лишь когда он вышел из помещения и стал спускаться по лестнице, в его походке появился намек на скорость.
Через несколько часов после нападения команда израильских специалистов по бомбам, к сожалению, хорошо натренированная в своем деле, прибыла в Рим, чтобы извлечь из развалин данные о составе бомбы и ее происхождении. По счастью, военный самолет, который привез их из Тель-Авива, все еще стоял в Фьюмичино. Познер с согласия Шамрона приказал самолету отвезти его назад в Тель-Авив. Он
– Должен же кто-то ввести его в курс дела, – сказал Лев.
Он произнес это с энтузиазмом человека, занимающегося самовозвышением. Возможно, подумал Шамрон, именно так он и полагает нужным себя вести, считая того, о ком идет речь, своим соперником, – Лев ведь предпочитал отправлять их, и реальных, и потенциальных, подальше.
– Познер сегодня вечером возвращается в Италию. Пусть возьмет с собой команду из Отдела по выкорчевыванию.
Шамрон отрицательно покачал головой:
– Он – мой. Я возвращаю его домой. – И, помолчав, добавил: – К тому же у Познера есть более важная задача.
– А именно?
– Сообщить итальянцам, что мы, конечно, не смогли взломать код этого диска.
У Льва вошло в привычку никогда первым не выходить из комнаты, поэтому он с большой неохотой оторвался от своего кресла и направился к выходу. Шамрон поднял глаза и увидел, что премьер-министр смотрит на него.
– Он должен оставаться здесь, пока все это не уляжется, – произнес премьер-министр.
– Да, так и будет, – поддержал его Шамрон.
– Пожалуй, надо нам что-то найти для него, чтобы помочь ему провести время.
Шамрон кивнул, и дело было решено.
Глава 3
Лондон
Охота за Габриэлем велась почти столь же напряженно, как и поиски преступников, устроивших бойню в Риме. Габриэль был из тех, кто никогда не сообщает о своих передвижениях, да и дисциплина, существовавшая в Службе, уже не касалась его, поэтому никто не удивился – а меньше всех Шамрон, – что Габриэль покинул Венецию, не потрудившись сообщить никому, куда он едет. Оказалось, что он поехал в Англию повидать свою жену Лию, которая жила в частной психиатрической клинике в уединенном уголке Суррея. Однако прежде всего он остановился на Нью-Бонд-стрит, где по просьбе лондонского торговца искусством по имени Джулиан Ишервуд согласился присутствовать при продаже Старых Мастеров на аукционе в Бонхэмс-хаусе.
Ишервуд прибыл первым, крепко держа в руке потрепанный дипломат и сжимая воротник своего плаща от Бербэрри в другой. В вестибюле уже толпилось несколько торговцев искусством. Ишервуд пробормотал неискреннее приветствие и свернул в гардеробную. А через минуту, избавившись от промокшего плаща, он уже стоял на страже у окна. Высокий, тощий, он был в своем обычном костюме для аукционов – сером, в тоненькую полоску – и в приносившем ему успех малиновом галстуке. Он пригладил растрепанные седые лохмы, прикрывая лысину, и окинул взглядом свое отраженное в стекле лицо. Посторонний человек мог бы подумать, что он после перепоя и все еще немного под парами. К Ишервуду же ни то ни другое не имело отношения. Он был железно трезв. И на страже, как и следует быть обладателю его родного языка. Выпростав руку из манжеты французской рубашки, он бросил взгляд на часы. Опаздывает. Не похоже на Габриэля. Он пунктуален, как девятичасовые «Новости». Никогда не позволит клиенту потоптаться. Реставрируя картину, никогда не сдаст ее позже назначенного срока – если, конечно, не произойдет что-то, неподвластное его контролю.