Властитель слабый и лукавый. Роман в стихах
Шрифт:
С того злопамятного дня,
С тех лет ермоловских, что были
Шагами первыми войны
И уж за далью не видны, —
До дней Басаева Шамиля,
С которым экстремист Хаттаб
Возглавил исламистов штаб.
XI.
И мы преемника узнали,
Когда не наши повара
Орла двуглавого щипали
У дагестанского шатра.
Он боевые вертолёты
Всей тучей бросил на высоты;
Он на чеченских
Наслал спецназовских орлов;
Он все стреляющие «грады»
Направил дружно на врага.
Всё в прах – и горы, и луга!
Но, жаль, захватчиков отряды
Сквозь смертоносное кольцо
Прошли… чуть опалив лицо.
XII.
Но что там? Месть за неудачу?
Взрывается ночная тьма,
И в стонах, ужасе и плаче
Жилые рушатся дома.
Власть в этом видит след чеченцев,
Сепаратистов, отщепенцев
И террористов наконец.
И мы как гнева образец
Приводим афоризм премьера:
«Мочить – в сортире!» (то есть тех,
Кому мочёным быть не грех).
Для назиданья и примера,
Чтоб зло прикончить на корню,
Войска вторично шлют в Чечню.
XIII.
Но нынче этот вход вторичный
Был далеко уже не тот;
Не сумасшедший, а отличный —
Таким признал его народ.
И чем сильней Чечню давили,
Тем все вокруг довольней были,
И – аж до всхлипа, аж до слёз —
Авторитет Барклая рос.
Но, если всё же правды ради,
То ниже мы признать должны,
Что часть ликующей страны
Была тогда не в авангарде:
Она считала, что война
Нам вовсе даже не нужна.
XIV.
Она и нынче твёрдо верит,
Что тот налёт на Дагестан
Был не налёт, по крайней мере,
А хитрый ход, подвох, обман.
И Дагестан, и тут же взрывы
Рождали мощные порывы
Из гнева, страха и вражды,
Которые, как вал воды,
К войне препоны разрушали,
Но уж военные дела,
Шамильский дух спалив дотла,
Власть вороватую спасали
И позволяли, так сказать,
Ещё прилежней воровать.
XV.
В те дни в печати утверждалось
(Какой геройский взлёт в судьбе!),
Что это всё осуществлялось
Согласно планов ФСБ;
Мол, с Березовским сам Волошин
Был к исламистам в пекло брошен
За деньги их уговорить
Погуще кашу заварить;
И прогремевшие теракты,
Мол, дело тех же грязных рук;
Обычный кэгэбэшный трюк;
Не более; и есть, мол, факты;
И даже Лебедь, генерал,
Об этом где-то вслух сказал.
XVI.
Но в это не хотелось верить,
Как в жуть и кровь тех славных дней,
Когда полки дзержинских, берий
«Взрывали» мирный быт людей:
Расправами над кулаками,
Доносами и «воронками»,
Расстрелами во тьме ночей
И чёрным адом лагерей…
И тем тревожным сообщеньям
Значенье мало кто придал.
Шёл на Чечню военный вал.
Копился счёт людским мученьям.
И о походе новом том
Враньё тучнело с каждым днём.
XVII.
И чем жирнее, тем тяжеле.
О русский глупый наш народ,
Скажи, зачем ты в самом деле,
Как бы воды набравши в рот,
Властям кремлёвским веришь, веришь
И бездну лжи их не измеришь,
Хотя под ней почти уж век
Страдает русский человек…
Начало сей эпохи гнусной
Своим явленьем освятил
Ульянов (Ленин). Малый был
Авантюрист, драчун искусный,
Кто Русь в семнадцатом году
Предал бесплатному труду.
XVIII.
Его сменил Иосиф Сталин.
Коварен, непреклонен, крут,
На новую ступень поставил
Сей новый вождь бесплатный труд.
Он этим мощь страны умножил,
Но пол-России уничтожил,
А остальную сжал в кулак
И превратил в сплошной ГУЛаг.
За Сталиным к штурвалу власти
Пришел Георгий Маленков.
Он славы не сыскал венков;
С Хрущевым по партийной части
Рассорился, и был таков,
Пополнив клан директоров.
XIX.
Но кто же он, Хрущёв Никита,
Ниспровергатель, реформист?
Им рака Сталина разбита,
Но был он ярый коммунист:
Свободомыслящим разносы
Творил, и укрупнял совхозы,
И от бесплатного труда,
Как говорится, – никуда.
Потом возрос над Русью Брежнев,
Любимый Леонид Ильич.
Но снова продолжали стричь
Безмолвный люд в манере прежней,
За труд его лишь так платя,
Чтоб не расплакалось дитя.
XX.
Дитя не плачет. Горы злата
От недоплат больших растут.
А Русь, как прежде, небогата,
И через пень дела идут.
Блеск управлений, трестов, главков
И нищета пустых прилавков,
И как в Москве, к творцу идей,