Влечение. Эротическая сага
Шрифт:
– Почему же? – Костя закурил.
– Предстоит с вами опять расставаться. А вторую новость не хотите узнать?
– Валяй!
– Я встану. Это очень ответственный момент в вашей жизни, Константин Михайлович!
– Любаша! Не пугай меня. Не хочешь ли ты сказать, что беременна?
– Что вы, что вы!!! Мою позицию вы знаете – до 30-ти лет никаких детей! Карьера и путешествия. Соски и памперсы оставляем на потом!
– Что же стоишь? Глаголь!
– А вы сидите, сидите. Но сильно не расслабляйтесь, – она одернула свою юбочку, набрала полную грудь воздуха. Вытащила откуда-то из-за спины официальный бланк. Сделала умное лицо и стала читать. – Решением комитета по культуре (ла-ла-ла, пропускаем) к финальному этапу конкурса эротической скульптуры, организованным мэрией города допущен Ветхов Константин Михайлович! Ура! Ура! Ура!
Люба наклонилась и поцеловала Кота. Протянула ему стандартный листок в штампах и печатях, вскрытый конверт с сопроводительным письмом и торжествующим взглядом уставилась на своего героя.
Он молчал. На лице не дрогнул не один мускул. Казалось, что его абсолютно не взволновало это сообщение. Он внимательно посмотрел на бланк, пробежал глазами по сопроводиловке. Повертел в руках конверт. Играющие желваки придавали ему несколько демонический вид. Потом посмотрел на девушку. Этот взгляд она знала. Не добрый, а хмурый, пронизывающий взгляд недовольного Кота. Сейчас будет бить, – подумал бы любой, кто не знал Костю. Но на женщину руку поднять он был не способен.
– Вы считаете до десяти? Успокаиваетесь?
– Говори теперь ясно. Твоих рук дело?
– Вы о чем, Константин Михайлович?
– Ты отсылала заявку на этот злополучный конкурс?!
Любаша надула губки и отвернулась к окну. Это надо же! Она так хотела сделать ему приятное, а он ощетинился, как ёж. Неужели ему не нужна слава, почести, реклама, в конце концов!
– Я. И не я.
– Не понял?
– Я на флешку записала «Бухту любви».
– Так. Дальше.
– В фотошопе подвела чуток фон, чтобы эффектней всё выглядело. Картинки стали поярче, поцветастей.
– А потом?
– Потом… – У Любаши был вид котенка, попавшего под дождь. Даже на глазах навернулись слезы. – Записала поверх картинок музыку Колобка и несколько песен Эда. Получился хороший видеоряд с ауди сопровождением.
– Это ты мне показывала ещё летом. Ближе к делу.
– Ближе, так ближе. Лучше к телу, чем к делу.
– Любаша, не буди во мне зверя!
– А когда зверёк разбудится, он будет с девочкой любовью заниматься?
– Люба, говори толком!
– В Питере я заходила в комитет по культуре. Там сплошные бюрократы-формалисты. Жуть, чего я там наслушалась! Потом познакомилась с очаровательной женщиной, которой и показала запись.
– Фамилию запомнила?
– Нет она по фамилии не представлялась. Фамилию не знаю. А зовут её Леной. Или Лялей. Кому как удобнее, тот её так и называет.
– Почему меня не спросила?
– Хотела сюрприз сделать… Прославить…
– Кого?
– Вас…
– А мне нужна эта слава? Ты свою умную головку по этому случаю напрягала?
– Константин Михайлович…
– Значит так, Любаша. Эта весточка – самая неудачная из двух, голубка розовая. А третью новость я тебе сообщаю. Оценивать будешь сама, без меня.
– И какая же это новость? Жду с нетерпением Вашего оповещения, последующего глубокого проникновения, к плоти твёрдой прикосновения, лёгкой нежности испепеления… – Любаша опять взбодрилась, зная отходчивый Костин характер. Он не раз на неё и ворчал, и грубо негодовал. Ругал по пустякам, а потом всё заканчивалось замечательным сексом.
– Мы теперь с тобой будем только друзьями…
– Доктор и больной, милиционер и преступник, стюардесса и пассажир, учительница и школьник, – изящные пальчики с розовым маникюром загибались один за другим на её руке. – Я точно знала, что Ваша плоть стонет по моему телу. Не ожидала от Вас такого игрового сценария. Она стала спешно расстегивать замок на своей юбке.
– Ты не поняла, о какой игре я тебе говорю.
– Да потом, в процессе и расскажете.
– Теперь друг и подружка!
– Это как?!
– Считай, что у нас пройдена точка невозвращения. И я НЕ БУ-ДУ, – он собрался с духом и специально по слогам, внятно выделил это слово, – с тобой заниматься сексом. Ты меня поняла?
– Нет…– Любаша смотрела на него своими красиво подведенными глазками, которые медленно начинали округляться. Постепенно до неё стало доходить, что Кот не шутит в этот раз, не разыгрывает её. Тоненькая морщинка вспыхнула на её лбу, щёки порозовели в тон её блузке и она заплакала. – Почему? Что я сделала не так? Это из-за конкурса? Зачем вы меня обижаете? Зачем так со мной говорите?
– Извини, девочка. Я давно должен был тебе это сказать.
Она уткнулась в свои коленки, тушь потекла тонкими каплями по колготкам. Красивая кукла рыдала перед Костей, но никаких чувств сострадания они не вызывали.
– Почему?! Почему?!
– Я не люблю тебя. И никогда не любил, – Кот сказал это спокойно, даже буднично. Как будто с этими слезами вытекла его злость и негодование. Мелькнула мысль: сон в руку – с пистолетом он все-таки расстался. – Пройдёт время, ты всё обязательно поймёшь… И небольшой тебе совет на прощание, девочка: не старайся руководить жизнью – старайся жить в ней. А физиологию своих намерений разумно своди к здоровой репродукции тела и души.
Глава 28. Дым
Собака в порыве неподдельного животного счастья вырвалась с поводка навстречу своей неминуемой гибели.
Было невыносимо осознавать, что место в прихожей, где всегда лежал Дым, – пустое. Его похоронили неделю назад в лесу за парком. Никто в семье старался не упоминать об ушедшем навсегда четвероногом друге. Осенняя тоска и страх от внезапной потери заполнили весь дом.
Аркадий, после возвращения из больницы, взял небольшой отпуск и не ходил в эти дни на работу. Читал дома, брал на прогулку пса, бродил по магазинам. Дым во всём ему помогал: то сумку в пасти пронесет, то покараулит у двери, то просто компанию составит.
В тот роковой день они вернулись с рынка и решили ещё немного погулять. Дым как-то неожиданно рванул поводок, выскочил во двор. Аркадий не стал ему препятствовать, да и удерживать собаку после больницы ему было сложно. Он давно уже не замечал за ним такой резвой прыти. Чаще всего пёс брёл рядом, иной раз, отвлекаясь на свои собачьи дела: его метки знали не только окрестные собаки, но и вся семья, которая выгуливала его по очереди.